Алонсо со стуком отставил бокал и задумчиво пошевелил пальцами босых ног.
Он все держал и держал паузу, а я представляла как ударом колена наношу серьезный урон его кинжалу любви. И звон в ушах становился все громче.
7.2
— Сначала я и сам был в этом не уверен, — принц говорил не торопясь, будто размышляя вслух. — Форсмот вдруг заступается на балу за незаконнорожденную, признает ученицей, чтобы избавить от сплетен и спасти репутацию. Потом старший мажордом сообщает, что ночью наш вояка заносит девицу в Детский дворец буквально на руках. Да ты и сам видел, она достаточно красивая, чтобы оголодавший мужчина на нее клюнул…
Он на что намекает? Что Форсмот… То есть я и Форсмот…? Не может быть.
— … То, что они любовники — это понятно, — продолжил Алонсо, вогнав меня в возмущенное остолбенение. — Для чего еще берут в ученицы юных девиц. Но я надеялся, что девчонку он не просто имеет, а хоть немного увлечен. Что и подтвердилось, когда Скала требовал остановить турнир. Знаешь… только что хотел тебе сказать, что младшая Хельвин меня уже не интересует, но — передумал. Проследи-ка за ней, как ты это умеешь. Выясни чем дышит, какие прячет секреты. Мы-то с тобой знаем — они есть у всех. Я хочу, чтобы она по-настоящему испугалась и — предала любовника. Гнусно, жалко, полностью. Начала подслушивать его разговоры, рыться в его бумагах и все передавать нам.
— Считайте, что я за ней уже слежу, мой принц, — ухмыльнулся Палач. — Если у лэры есть даже крошечная тайна, скоро я о ней узнаю.
Звон нарастал с каждой секундой. Негодование захлестывало, все труднее стало прислушиваться к разговору.
Когда перед глазами поплыл туман, я поняла, что теряю контакт с Палачом и приняла это с изрядным облегчением. Под непрекращающийся изматывающий перезвон я вылетела из сознания Балинштока, на мгновение почувствовав его недоумение. Холодное изумление. И мягкое, вязкое любопытство, сделавшее попытку прилипнуть к моей памяти.
Я задергалась, вырываясь. Полыхнула. И в следующее мгновение оказалась в другой спальне, без парадной чванливости зеркальных панно и сверкающих украшений.
На стене негромко отстукивали часы, сквозь неплотно прикрытые шторы пробивался яркий дневной свет, а над головой смыкались сводом тяжелые ткани балдахина. Все по-прежнему, словно меня не уносило только что в чужой враждебный разум.
— Хани, — с облегчением сказал Скала. И резко выдохнув, обнял. Он сидел рядом на кровати, приподнимая и поддерживая под спину. — Ты меня испугала, ученица.
Форсмот тяжело дышал, в мое плечо сильно и быстро стучало его сердце. Я невольно и сама прижалась к нему, словно могла спрятаться за его широкой спиной, врасти и затаиться. Избавиться от внезапно напавшего на меня озноба.
— Что с Червем? — мой голос звучал испуг… опасливо.
— Я его уничтожил…
Слава Ракхоту!
Я ткнулась лбом в его подбородок. С каким-то болезненным облегчением ощущая, как его ладонь осторожно погладила меня по волосам.
— Все хорошо, Хани… небольшие последствия пару дней могут еще проявляться. Головокружение или слабость. Слишком сильно он успел врасти в твои каналы, слишком много следов оставил. Как только я узнаю, кто это сделал… серьезно поговорю с хозяином плетения.