Молча развернувшись, Алексей зашагал прочь с позиций зенитной артиллерии. Он ни разу не обернулся, но Карина знала, каких чудовищных усилий стоило этому волевому и несгибаемому человеку ни разу не взглянуть через плечо.

На Севастопольском фронте установилось относительное затишье, и Алексею с Кариной удавалось периодически выбираться в город. Там, в небольшой служебной комнатушке в глубине штолен, они и проводили все свободное время вместе. Стеариновые свечи, шампанское, которое даже одно время заменяло севастопольцам воду, и безумная, яростная, как рукопашная схватка – любовь. Они испытывали какую-то звериную, волчью потребность в нежности и страсти и старались сполна насладиться друг другом.

Алексей даже и не подозревал, что способен так восхищаться этой девушкой, испытывать к ней чувства, сравнимые с ураганом, штормом или иным проявлением стихии. Карина столь же жарко отвечала взамностью, со всей силой своего южного темперамента. Счастливое упоение родной, родственной душой, когда слова не имеют значения, ибо высказать все то, что пылает в сердце, просто немыслимо.

Но на батарее они оба старались сдерживаться, понимая, что неумолимая фронтовая действительность диктует свои суровые условия. В том числе – и в личной жизни.

Относительно спокойная оперативная обстановка на фронте была затишьем перед бурей. Но беда, как водится, пришла, откуда не ждали. В один из дней на стол комбата лег рапорт. «О недопустимости содержания на батарее личного состава женского пола». – С удивлением прочитал Алексей мелкий бисерный почерк и с болезненным интересом поглядел на того, кто эту бумагу подал.

Перед ним стоял секретарь партбюро батареи политрук Будякин. Невысокого роста, коренастый, коротко стриженный. Борода и усы, а также несколько вытянутая книзу челюсть придавали ответственному политработнику неуловимое сходство с козлом. Впечатление усиливали маленькие глазки с нехорошим прищуром – вроде бы веселым, но с какой-то гнильцой, что ли…

– Прошу принять рапорт к исполнению, товарищ комбат.

– На каком основании, товарищ политрук? – холодно осведомился Алексей.

– На том основании, что это разлагает моральную атмосферу на батарее. Женский коллектив ведет себя недопустимо, отвлекает матросов от несения службы, отпускает недвусмысленные и фривольные шуточки.

Алексей задумался. Послать не в меру ретивого политработника по известному матросскому адресу – «к едреной матери на легком катере и в ж…у весло, чтоб легче несло»?! Но тогда проблема неизбежно усугубится – Алексей знал таких типов: жалобщик, пройдоха и «блюститель чужой морали». Как правило, служака из не самых удачливых, сначала пытается расположить людей к себе, но в силу природного скудоумия тут же начинает пакостить собственным товарищам. А когда нарывается на вполне закономерный и жесткий ответ, затаивает злобу и начинает гадить уже всерьез.

– Хорошо, я рассмотрю рапорт в порядке очередности.

– Прошу не откладывать решения по этому вопросу, – напористо продолжал Будякин.

– Вы свободны, товарищ политрук! – добавил металла в голос командир бронебашенной батареи. «Вот же остолоп упертый!» – раздраженно подумал он.