Но дно внезапно ушло из-под ног.

От неожиданности Ринка вскрикнула и взмахнула руками. Холодные воды сомкнулись над ее головой. Платье моментально пропиталось водой, отяжелело, потянуло ко дну, словно свинцовая гиря.

Девушка замолотила руками. пытаясь выставить голову над водой и сделать вдох.. Плавать она не умела, этому не учили воспитанниц монастыря. А воздуха в легких становилось меньше и меньше, от пальцев ног вверх по икрам поползла мучительная судорога, скрутила мышцы…

Перед расширенными глазами мелькнул лепесток кувшинки… пропал…

И тут же неведомая сила буквально выдернула ее из воды.

– Ты что, утопиться решила? – прорычал в ухо знакомый голос.

Брент! Он здесь! Он снова спас ее!

Это было единственное, что имело значение. Единственное, что не дало ей разрыдаться от пережитого ужаса.

Ринка почувствовала, как уркх подхватил ее на руки, и блаженно зажмурилась. Ледяная вода текла ручьем с платья и волос, зубы выбивали языческий танец, но душа пела, а замерзшее, покрытое мурашками тело стремилось прижаться сильнее к горячему, сильному телу спасителя.

– Ты пришел! – Тайный триумф охватил ее волнующим жаром. Заставил вскинуть тонкие руки, оплести ими могучую шею мужчины.

– Глупая! Что ты творишь? – прохрипел уркх внезапно севшим голосом. – Что мы творим? Так ведь нельзя!

Но жизнь одна. И стоит ли тратить ее на то, чтобы возвращать чужие долги?

Она была такой хрупкой, такой желанной в его руках. А он не железный. Далеко не железный. Даже у самой крепкой стали есть свой предел.

Зарычав, Брент стиснул Ринку в объятиях. Краем уха услышал ее слабый писк и впился в дрожащие губы.

Ее напряженное тело расслабилось, стало теплым воском в его руках. Губы – мягкие, нежные – приглашающе поддались, и его внезапно наполнило ощущение правильности. Такое потрясающее, ни с чем не сравнимое ощущение, что все идет так, как должно, что он зря столько времени сопротивлялся Судьбе.

Боги не любят, когда им перечат…

Минуту спустя, задыхающиеся и возбужденные, они отпрянули друг от друга. Брент выпустил Ринку. Та покачнулась на нетвердых ногах, но он ей не дал упасть. Обхватил руками за голову, уткнулся лбом в ее лоб и, глядя прямо в сияющие глаза, хрипло шепнул:

– Я не смогу без тебя. Теперь не смогу… Да простит меня эльканэ.

– Зря вы поднялись, Ваше Высочество, – ворчал Рив, наблюдая, как прислуга помогает принцу одеться. – Не нравится мне все это.

Эландриль жестом заставил слуг отойти и глянул на себя в зеркало. Оно отразило молодого худощавого эльфа с тонким и бледным лицом, на котором красными угольками светились глаза. Расшитый серебром камзол подчеркивал узкую талию, кружева на манжетах и вороте оттеняли белизну кожи, иссиня-черные пряди струились вдоль лица, а на затылке были собраны в сложную косу, украшенную изумрудами.

Эти три дня он провел без эллевиан. Провел в постоянных и бесплодных попытках встать на ноги. Ему хотелось, чтобы, вернувшись, Ринкьявинн увидела его другим. Настоящим. Не живым трупом, беспомощным и ничего не решающим, а истинным эльканэ.

И пусть разумом он ее отпустил, пусть мысленно смирился, что выбор девушки будет не в его пользу, но сердце болело по-прежнему. Оно не желало слушать доводы разума. Оно жило своей жизнью и все еще на что-то надеялось.