Он подошел к Тане, лежавшей в углу со свежей перевязкой, заботливо поправил ватник, которым она была укрыта, и направился к столу. В землянке собрались партизаны и внимательно изучали письмо, присланное подпольщиками. Облако махорочного дыма тянулось, над самодельным, корявым столом в открытую дверь. За ней виднелся мокрый лес, сквозь ветки проглядывало небо — холодная синева в разрывах облаков.

Дубов потуже затянул ремень на кителе, отсунул на место маузер и, наклонившись над столом, испытующе обвел прищуренными глазами своих людей. Нет, они не подведут. Как положено, приняли первый, неожиданный бой с фашистами, стойко перенесли горечь потерь и теперь готовы к проведению важной операции.

— Что ж, товарищи, фашисты сами назначили место и время операции — двадцать два ноль-ноль… Встретим врага и уничтожим. А теперь обсудим детали, место каждого в бою. Потом комиссар отдельно соберет коммунистов… Главная задача — перехватить «черный эшелон».

Уже больше суток находились Иван Иванович и Мейер на дальнем перегоне, на отрезке обходной ветки, занимаясь ремонтом застрявшего здесь состава, отправленного Клецке для заготовки дров. Запасных частей не было, приходилось латать старые: паять, сваривать, зачищать там, где накопился нагар. Печкур проклинал эту чертову «командировку». Уже наступил день операции «Черный эшелон», и он волновался — добрались ли связные до отряда, кроме того, ему и особенно Мейеру необходимо было бы сейчас находиться в депо. Все вроде было подготовлено к тому, чтобы состав, по замыслу Клецке, несущий смерть партизанам, повели свои люди, но ведь мало ли что?.. Послышался лихорадочный треск мотоцикла, захлебнулся и смолк возле самой будки. Дверца хлопнула, а потом кто-то дернул за руку Печкура, склонившегося с инструментом над раскрытым чревом паровозного двигателя. Он выпрямился и очутился лицом к лицу с Полищуком.

За те сутки, что они не виделись, Павел осунулся, глаза ввалились и потемнели.

У Печкура задрожали усы.

— Что случилось?!

Полищук рукавом вытер мокрое от дождя лицо, на виске задергалась синяя жилка.

— Немедленно уходите. И вы, и Сергей Сергеевич. Вам нельзя возвращаться.

— Почему? Связные?..

— Связные ушли. А Веру Ивановну взяли. Убита она, — в горле Павла хрипнуло, но не от простуды, а от рыдания…

По лицу Печкура прошла тень. Зазвенел гаечный ключ, выпавший из ослабевших пальцев. Он покачнулся, точно его ударили. Павел подхватил старика, поддержал, и они на минуту застыли, опустив головы. Перед Иваном Ивановичем встал милый облик сестры, ее добрые, родные глаза. Всю жизнь прошли рядом — и гражданскую, в те трудные годы, когда голодные и холодные восстанавливали депо, и Вера Ивановна, горластая, веселая комсомолка, поднимала молодежь. Из потухшей топки, сгорбившись, показался Мейер, он все слышал.

— Что делать будем, Иван Иванович? — тихо спросил он, встав рядом.

Этот вопрос заставил Печкура очнуться от страшного, казалось, все поглотившего горя. Он вспомнил, что судьба подполья в его рука, от него зависят судьбы живых…

Не дожидаясь его ответа, горячо, сбивчиво заговорил Павел: