Змей довольно покачал головой, этот молодой парень ему нравился все больше и больше, как ракета Воевода, огромная, опасная и в тоже время быстрая, и такая родная, Российская.
Управились к обеду. Глыба поработал на славу, он не только обобрал всех поверженных, набрав приличное количество споронов и немного гороха, так он перетащил весь винный запас потрошителей. Упаковывали и хоронили добытое дольше, чем собирали.
— Так, дамы и господа, все молодцы. Привал десять минут. Глыба давай сюда свой Печенег, пошаманю немного, до уровня «Черного Света» не смогу, если честно, боюсь пока я подступаться к этим возможностям.
Взяв в руки пулемет, Оружейник сразу почувствовал все шероховатости, все дефекты как занозы на своем теле, саднят, мешаются. Печенег в руках, за удар сердца, два раза перебрался, с него будто коричневая пудра на землю облачком опала.
Змей засмеялся, ему уже нравилось, что он держал в руках. Расфокусировав глаза он уже привычно перешел на дарованное ему Стиксом зрение, он пока не знал, как это состояние можно назвать, со свойственной человеку привычкой давать названием всему, именовал это состояние Око. В этом состоянии, он чувствуя изделие более тонко вплоть до кристаллической решётки.
— Исправить! — приказал Оружейник.
По Печенгу послушно пробежала радужная полоска.
— Красив зараза, — не сдержался Змей, протягивая темный, преобразившийся Печенег Глыбе. — Хозяин сам должен дать имя своему оружию.
Глыба даже затрясся, приняв это оружие, прижав Печенег к груди.
— Мститель. Глыба назвал. — Гордо и значимо прогудел гигант.
— Хорошо, ему, если честно, подходит. Молодец, Глыба.
У Громады вдруг затрясся подбородок, но он тряхнул головой и продолжил:
— Змей лучший. Змей Глыбе брат, — говорил гигант, едва не плача. Змей чтоб успокоить гиганта ткнул того кулаком в бочину, его можно было понять, а если этот «Оптимус Прайм» от переизбытка чувств полезет обниматься, все возможно, и продолжения не будет.
— Брат, завязывай мокроту. Серьезные дела впереди, чую нахлебаемся еще сегодня, тогда и поплачем вместе, говорят полезно это.
Считаю, нужно, пока мы не двинулись, перераспределить ценности. Негоже таскать с собой подобную ценность, как я понимаю, даже для хороших людей это может стать большим соблазном, не хотелось бы выступить в роле искусителя.
— Тигра, по нашей традиции, выбери всем подходящее, — и Змей открыл заветную табакерку, положив ее на землю.
Тигра даже и не думала к ней подбегать, она подбежала к Змею и уверенно так, тяпнула его за большой палец.
— Вот же кровопийца, — шутливо пожаловался Змей.
Что-то там посмаковав, подвигав челюстями Тигра направилась к табакерке, и как водится погоняла от стенке к стенке жемчуга, принюхалась, опять погоняла, пробуя то одну, то другую и, наконец, определилась и выложила на руку Змея сразу две жемчужины: белую и черную.
— Во как, сразу две, а гипервитаминоза у меня не будет? — Тигра на это ни как не отреагировала. — Ну, значит, не будет и Змей принял жемчужины, запив глотком Алого Гроха.
На него уставились, как на белого медведя в Африке. Страшного ничего не произошло, лишь приятно передернуло пару раз и все, а вот сил значительно прибавилось, особенно в ногах. Для демонстрации он прошел целых десять шагов и только на одиннадцатом его поймал Глыба и водрузил обратно.