– Нет там уже ни раненых, ни гражданских, – тяжело вздохнул Сергей. – Каратели в живых никого не оставляют, будто сам не знаешь. Нет там уцелевших, Андреич, вообще никого нет. И лагеря вашего тоже больше не существует.

– Так это что ж, выходит, предательство значит? – закаменел лицом майор, зло играя желваками.

– Выходит, предательство, – кивнул особист. – Сдали вас с потрохами. Кто – тебе виднее, но с этим позже будем разбираться. Тщательнее нужно было с людьми работать, тщательнее. Где-то недоглядел, где-то бдительность потерял – и вот результат. Не о том сейчас речь.

– А с нами тогда как? – подал голос Филимонов, до сего момента не произнесший ни единого слова. – Значит, вы, товарищ капитан, говорите, что нам тоже обратно в лагерь ходу нет?

– Говорю. По моим данным, – последнее Шохин интонировал особо, безо всякого зазрения совести озвучив недавно услышанную от морпеха информацию, – среди ваших связных из станицы как минимум двое работают на фашистов. Так что координаты базы противнику или уже известны, или это произойдет в самое ближайшее время. Сам понимаешь, Николай Васильевич, возвращаться в лагерь – бессмысленный риск, и сам сгинешь, и бойцов своих погубишь. Если он еще вообще существует, лагерь этот. Вот и думай, я свое предложение сделал, но давить на вас не стану. И прямой приказ тоже отдавать не хочу – решение вы с товарищем майором сами должны принять, поскольку так правильно будет. Меня вы знаете лично, документы – те самые, в которых полномочия обозначены, – видели и даже в руках подержали. Вопрос, верите ли вы мне, очень на то надеюсь, не стоит?

– Да при чем тут «веришь – не веришь»?! – досадливо поморщился Филимонов; нахмурившийся Ардашев просто промолчал. – В нашем лагере тоже люди остались – с ними-то как поступить?

– Послать с полдесятка надежных и опытных бойцов, забрать или уничтожить радиостанцию и документы и вместе с остальными уходить на соединение с ближайшим отрядом партизанского куста, поскольку нас они догнать вряд ли успеют. Другого выхода в сложившейся ситуации не вижу.

Молча подпиравший стену пакгауза старлей в который раз подивился профессионализму контрразведчика, буквально несколькими фразами лишившего обоих командиров особого выбора. Или они принимают его предложение, тем самым перекладывая всю ответственность за последствия на самого Шохина, либо не принимают. И если отряды будут разгромлены карателями, как и произошло в реальности Степана, оказываются виновными в бессмысленной гибели бойцов. Третьего, как говорится, не дано, исключительно «или – или». Молодец, лично он так просто бы не сумел…

– Добро, Сергей Анатольевич, поступим по-твоему, – согласился Филимонов, снова переглянувшись с товарищем (майор Ардашев согласно кивнул). – Что от нас требуется, мы в целом поняли, давай обсудим детали? К слову, а товарища своего ты нам представить не желаешь?

– Желаю, – с заметным облегчением кивнул Шохин: профессионализм – профессионализмом, но и исключить варианта, что партизаны все ж таки решат рискнуть, поступив по-своему, он не мог. – Зовут Степаном, звание – старший лейтенант, доверяю как себе самому, поскольку товарищ в наших делах более чем опытный. А большего вам лучше не знать. Не из недоверия, понятно, а просто не знать. Так всем