Степану снова пришлось распрощаться, то ли на время, то ли уже навсегда, с остающимися на плацдарме боевыми товарищами, рядом с которыми он не провел и суток. Прихотливая военная судьба в очередной раз показала свой крутой нрав….
Эпилог
Борт катера МО-054, 16 февраля 1943 года, раннее утро
Несмотря на небольшое волнение, «морской охотник» шел практически на предельной скорости, уверенно выдавая двадцать пять узлов. Форштевень взрезал тугую черноморскую волну, по зимнему времени свинцово-серую, мрачную, ничуть не напоминающую воспетую классиком «струю светлей лазури», над которой, согласно нетленным строкам, должен белеть «не ищущий счастия» одинокий парус. Никакого паруса, разумеется, не наблюдалось, лишь эта самая свинцовая серость, клочья тающего ночного тумана да оставляемый тремя гребными винтами пенистый кильватерный след за кормой. И еще беззвучные взрывы холодных брызг, порой поднимавшихся выше леерного ограждения и окатывавших двоих стоящих на корме людей, закутанных в прорезиненные плащи.
– Может, вниз пойдем? – не выдержал Шохин. – Задубеем ведь совсем, а нам еще больше часа до базы идти.
– Так тебя ж внутри укачивает? – не поворачивая головы, пожал плечами старший лейтенант. – Сам, помнится, говорил.
– Укачивает, – не стал спорить контрразведчик, зябко поежившись. – Зато там тепло и сухо, так что уж как-нибудь перетерплю. А на крайний случай у меня спирт есть, полная фляга, ребята поделились. В прошлый раз помогло. Не хочешь, кстати, чуток горло промочить? Непростой денек вчера выдался.
– Вот именно, что в прошлый раз… – задумчиво пробормотал Степан. – Все повторяется, даже катер тот же самый…
– И что с того? – непонимающе взглянул на Алексеева капитан госбезопасности. – Нормально ж все? И план твой удался, наверняка уже завтра в сводке Совинформбюро про расширение плацдарма сообщат. На весь Союз, между прочим, сообщат, и голосом самого товарища Левитана! Чего грустный-то такой?
Поколебавшись, старлей повернулся к особисту и заговорил, с трудом подбирая, казалось бы, простые слова:
– Да не хочу я вниз спускаться, Серега, вот хоть режь меня – не хочу! Предчувствие у меня какое-то странное, будто бы нельзя этого делать! Точно знаю, что не страх это, но описать не могу. Нет, такое и раньше случалось, например, когда нас с тобой в Геленджике чуть бомбой не накрыло, но не так сильно. Короче, не знаю я, как нормально объяснить! Хочешь – сходи, погрейся, а я пока тут постою.
Как ни удивительно, Шохин отреагировал совершенно не так, как ожидалось – внезапно изменившись в лице, особист рявкнул:
– Твою ж мать, в каюте портфель с трофейными документами остался! Значит, так – вниз не спускаться, стоять здесь, это приказ! Я быстро!
– Серега! – дернулся было морпех, напоровшись на яростный взгляд товарища.
– Я что, непонятно сказал?! Оставаться здесь! Вон круг спасательный на леере присобачен, отцепи пока! Если ошибаешься, после вместе посмеемся, когда живыми на сушу сойдем! Или забыл, как фрицы после вчерашнего лютуют, чуть не за каждым сраным баркасом гоняются?! Понял меня?!