Инталия отправилась в ближнюю купальню, предвкушая, как вымоет из волос строительную пыль, которая висела в будущей лаборатории, смоет с кожи запах собачьей шерсти и реактивов. В ее мешочке было не только хорошее душистое мыло, но и полоскание для волос, и нежный крем, сваренный Софой на основе из пчелиного воска и трижды очищенного гусиного жира. Не каждая девушка в общежитии могла себе позволить такую роскошь — многие обходились простым мыльным порошком и деревянным маслом. Да и сама медичка нечасто баловала себя таким уходом, но перед встречей с музыкантом хотелось чего-то особенного.

В мыльне было шумно. Оказывается, старший курс вернулся с занятия в морге. Сразу два десятка девушек тщательно скребли кожу мочалками, пока их одежда мокла в тазах с мыльным порошком. Все медики владели очищающими заклинаниями, однако проходящие практику быстро узнавали, что магия не убирает запах тлена и смерти, так что после особенно «ароматного» семинара приходилось заниматься обычной стиркой.

Инта прошла мимо оживленно болтающих студенток, выбрала таз для одежды и таз для мытья, взбила пену, села в уголок и принялась мыться, стараясь не вслушиваться в разговоры. А между тем речь в купальне шла как раз о…некромантах! Оказывается, старшекурсницы были на совместном занятии с пятым курсом некромантов и теперь вслух сожалели, что практику преподавал профессор, а не «тот хорошенький аспирант».

— Да откуда вы знаете, что хорошенький? — фыркнула одна из девушек, сдувая с лица влажную прядь, — вот показывает и рассказывает он хорошо. Все видно и понятно, а сам без балахона нигде не появляется. Может, он там страшный, или в оспинах весь!

— Мы, когда на третьем курсе учились, — сказала другая, — расспросили девчонку одну с некромантского, она и сказала, что видела его на первом курсе, пока мантии им не выдали.

— И что? — вздохнуло сразу несколько голосов.

— Да сказала парень, как парень, симпатичный и все. Правда, жених у этой некроманши был такой красавец, что рядом с ним не каждый симпатичным покажется, — добавила медичка, обливаясь теплой водой с головы до ног.

— А согласитесь, девочки, голос у герра Арикшавера приятный, очень, — присоединилась к обсуждению другая студентка.

— Да, — подхватила еще одна, — когда он нам примеры врожденных патологий показывал, я больше слушала, чем смотрела, аж мурашки по спине бегали!

— И чего он прячется? — удивлялась еще одна медичка, проводя мочалкой по пышной белой груди, — если собой не дурен, да на курсе был лучшим. Я же помню, когда он еще учился тоже в этом балахоне ходил.

— У них многие так ходят. Говорят, защита на мантиях хорошая, — заступилась за некромантов другая.

— Профессор Бауль тоже в мантии на лекции ходит, но потом снимает, — сказала еще одна девушка и предположила, — неужели, герр Арикшавер от кого-то прячется?

Инта мышкой замерла в своем углу, жалея, что старшекурсницы ничего нового для нее не сказали, она уже предположила все тоже самое. Больше того, она знала, что шесть лет назад Арикшавер был вполне приятным внешне молодым человеком. Худым, даже тощим, но не уродливым, это точно. И мускулы у него были, и кожа смуглая такая, приятная, и татуировка…