Ответ приходит почти мгновенно.
Лина? Что происходит? Все еще с бабушкиного телефона?
И спустя секунду:
Надо поговорить.
Я печатаю:
Не могу, я сейчас в поезде. С мамой что-то случилось.
Зачем ты написала Цеси? Я думал, ты мне веришь.
О чем он вообще?!
Набираю сообщение: «Я ничего не…» – но, подумав, стираю. Вместо этого открываю диалог с бабушкой. Последние несколько недель мы совсем мало переписывались. Я даже не осознавала, как мало мы общались.
Бабуль, ты писала Цеси с моего номера?
Поезд останавливается в Уикфилде, и семью с детьми сменяет пожилая пара, которые в мирной тишине утыкаются в газеты. В вагоне царит обычная дорожная суета, по проходу полубоком снуют люди, закидывают наверх сумки, но я чувствую себя как на съемочной площадке. Вот-вот раздастся громкое «Снято!».
Приходит ответ от бабушки.
Прости, Лина, мне были нужны доказательства. Лучше тебе сейчас узнать. Потом будет больнее.
Шумно и сипло втягиваю воздух, так что весь вагон на меня оборачивается. Я, спотыкаясь, выхожу в тамбур, снова читаю сообщение и сквозь пелену слез набираю ответ.
Пришли ее сообщение. Мне нужно увидеть.
Ответ приходит не скоро. Я представляю, как бабушка пытается разобраться, как переслать сообщение.
Лина, прости, ради бога. Сама не знаю, как все случилось. Это похоже на какое-то безумие. Просто рядом с Итаном я теряю голову.
Вновь сиплый вдох. И дочитываю сообщение.
Понимаю, как тебе плохо. Я порвала с ним после первого свидания. Но это все оправдания…
Только оправдываться ты и умеешь! Понимает она! Ненавижу! Чувствую, как ненависть зарождается внутри меня, чувствую ее вкус во рту. Я вдруг понимаю, почему мужчины в фильмах бьют стены, когда злятся. Меня останавливают только трусость и страх перед болью. Вместо этого до онемения стискиваю старую «нокию» – не разбитые в кровь костяшки, конечно, но тоже сойдет. Дыхание наконец-то начинает замедляться.
Разжимаю кулак и рассматриваю фиолетово-красную ладонь.
Тут на экране появляется сообщение от Итана.
Лина, поговори со мной.
Я сползаю по стене на пол. Жду, что эмоции нахлынут новой волной, но ничего не происходит. Вместо этого возникает странная пустота и отстраненность, как будто я со стороны наблюдаю за Линой Коттон, узнавшей о предательстве любимого человека. Я была так уверена в нем. Так уверена.
И зародившееся во мне чувство к Цеси не было ненавистью. Потому что настоящая ненависть пришла только что.
34. Эйлин
С первого взгляда на усталую и несчастную Лину я понимаю, что она знает правду об Итане. И я не могу не думать о том дне, когда ушел Уэйд. Он для меня ничего не значил, и надо было выгнать его много лет назад, будь у меня хоть капля здравого смысла, но, когда он ушел, унижение было чудовищным. Вот что я почувствовала: не гнев, а стыд.
– Лина, иди ко мне!
Она обнимает меня, целуя в щеку, но не отводит глаз от двери Мэриан. В руке у нее ключ.
Мгновение мы стоим, собираясь с духом. Мое сердце бьется как проклятое, и я прижимаю руку к груди, чтобы унять его. Меня тошнит так сильно, что желчь подступает к горлу.
Внучка отпирает дверь: тихо и темно, и я сразу понимаю, что Мэриан здесь нет. Лина с хмурым лицом ходит по комнатам, включая свет. Я была так уверена, что Мэриан дома, что даже не думала об альтернативах. Но ее здесь нет.