– Насколько разрушительное?

Филипс прокашлялся.

– Со временем происходит необратимое повреждение мозга. Прионная форма, с которой мы имеем дело, приводит к полному его отмиранию. У наблюдаемых в Центре не регистрируется никакой высшей нервной деятельности. У них нет мыслей. Вообще. Остались только животные инстинкты. Голод. Потребность во сне. Реакция «бей или беги».

– Поэтому они нападают на всех подряд?

– Да, – ответил Филипс. – Да, поэтому.

– Это излечимо? Лекарство хотя бы есть?

– Нет, – ответил Филипс. – Мы бессильны. При накоплении критического количества прионов мозг коллапсирует. Это необратимый процесс.

– А диагностика? Если диагностировать болезнь на ранней стадии, можно спасти людей.

– Методов диагностики не существует.

– То есть как это?

– Обнаружить прионную инфекцию до появления симптомов невозможно. А когда болезнь становится очевидной, уже слишком поздно. С точностью определить наличие прионного заболевания можно только гистохимическими методами, вынув мозг, – Филипс изобразил подобие улыбки. – Посмертно, разумеется.

Президент прошептал что-то одному из советников, затем снова повернулся к Филипсу.

– Сколько времени проходит от заражения до состояния невменяемости?

– Это… пожалуй, самое страшное. Если предположить, что возбудитель сходен с уже известными прионными формами, то инкубационная фаза может длиться до двадцати лет.

Президент подался вперед.

– Вы хотите сказать, что эти… индивиды заразились двадцать лет назад? И все это время заражали остальных? А мы до сегодняшнего дня ни о чем не подозревали?

– Боюсь, что да.

Чикаго, штат Иллинойс

Уитмен безуспешно дергал кобуру на ремне полицейского. От страха он шевелил пальцами.

Одичалый шагнул еще ближе. Его глаза сверкали, как раскаленные докрасна лампады.

Он пригнулся, щелкая зубами, упал на четвереньки и пополз к Уитмену.

Застежка отщелкнулась, и Уитмен выхватил пистолет, мимолетом удивившись его тяжести. Оперативник никогда не стрелял из боевого оружия. Он прицелился одичалому в голову и сжал спусковой крючок.

Выстрела не последовало. Одичалый подобрался совсем близко и приготовился к прыжку. Уитмен отпихнул его ногой, но одичалый схватил оперативника за лодыжку и потянулся к ней.

Предохранитель! Надо снять предохранитель! Уитмен нащупал на рукоятке рычажок и нажал на него.

Желтые зубы были в сантиметре от ноги Уитмена.

Выстрел снес одичалому голову. Кровь и шматки мозга брызнули во все стороны, заляпав Уитмену лицо. Он инстинктивно зажал рот, чтобы избежать контакта.

Уитмен обернулся в сторону лестницы в подвал. Ее заполонили одичалые. Он взмолился, чтобы хватило пуль.

Вашингтон, округ Колумбия

– Перейдем к рекомендациям, – сказал, кашлянув, Президент, перебирая тонкую стопку документов, которую подал ему Филипс. – Вы утверждаете, что эти несчастные неизлечимы. И мы не можем облегчить их страдания.

Филипс набрал воздуха.

– Не можем. Оптимальное решение – эвтаназия. Хотя я предлагаю это с тяжелым сердцем.

– Понимаю. А как обезопасить остальное население?

– В наших силах только объявить карантин. Тщательно изучить социально-бытовой анамнез каждого, кто достиг терминальной фазы заболевания, найти всех, с кем больные вступали в контакт за последние двадцать лет, всех, с кем мог произойти обмен биологическими жидкостями. И поместить этих людей в карантин. Этим нужно заняться безотлагательно. Полностью остановить распространение инфекции мы не сможем, но, по крайней мере, замедлим ее темп.