В траве лежал свернувшийся полосатый матрац, а изпод него торчало старое

берёзовое полено.

Когда все поднялись и освободили матрац изпод сетки, упругая трава снова

выпрямилась и начала вздрагивать. И стало казаться, что матрац живой: он тихо колыхался

в траве. Алька понял, что всё это изза экскаватора, от которого дрожала земля.

– Это нашей соседки матрац, – сказал Юрчик и виновато вздохнул. – Она его на

забор повесила, чтобы пыль выбивать палкой. А он, значит, упал…

– Вот из тебя бы пыль палкой… – мрачно произнесла Людмила.

– Надо отнести сетку, – сказал Павлик.

– Никто её и здесь не украдёт, – отмахнулась Женька.

Всё вокруг ещё больше потемнело. И большое облако уже не было похоже на

светлую серебряную гору из сказки. Оно расплывалось в сумерках.

Всё сделалось обыкновенным и неинтересным.

Алька вспомнил, что день закончен. Ничего хорошего сегодня уже не случится. Не

будет никаких тайн, зовущих на опасную охоту. Даже обыкновенной игры в лунки не

будет, а придётся идти домой. Ужинать. Мыть ноги. Спать…

Злая досада заскребла Альке горло. Прищурившись, он глянул на Юрчика. Драться

Альке не хотелось, но рука его както сама размахнулась и сильно хлопнула Юрчика по

голове. Алька почувствовал, как под ладонью подмялись волоски на Юркином затылке, а

голова послушно качнулась вперёд, будто у деревянной лошадки.

Юрчик ничего не сказал, даже не обернулся. Он тихонько пошёл с опущенной

головой от ребят, и одна сандалия у него хлюпала и скребла, потому что был оторван

ремешок.

Алька взглянул на ребят. Они смотрели вслед Юрчику, а потом Женька отвернулась и

неуверенно сказала:

– Так и надо ему…

– Айда домой, – хмуро предложил Валерка.

И они пошли. Поодиночке, будто жили в разных домах.

Алька шёл всё тише и тише. Он остался во дворе один. Почемуто всё думалось о

Юрчике. Алька знал, что Юрчик жаловаться не будет. Он вообще никогда не жалуется. Но

это Альку не радовало.

Он остановился, потоптался на месте, а потом ноги сами повернули назад, к забору.

Всё скорей и скорей.

Алька с разбегу проскочил колючие заросли, подтянулся на досках и через две

секунды был в соседнем дворе.

Юрчик сидел на крыльце; его майка белела в сумерках, как маленький парус.

Алька нерешительно подошёл сбоку.

Юрчик нагнулся низконизко. Голову опустил ниже колен. Может быть, он плакал?

– Ты чего… сидишь? – пробормотал Алька.

– Сандалия порвалась. Ремешок… – вздохнул Юрчик. – Бабушка утром пришила, а

он опять… Никак не приделаю.

Он не плакал. И он не удивился, что рядом появился Алька.

Всётаки хорошо, что иногда отрываются ремешки.

– Давай, – деловито сказал Алька.

Он сел рядом и сдёрнул с ноги Юрчика сандалию. Потом нащупал в кармане моток

медной проволоки. Эта проволока давно мешала ему, царапала ногу, и он собирался её

выбросить. Хорошо, что не выбросил. В другом кармане Алька отыскал гвоздь – вместо

шила.

– Сейчас… Всё будет, как надо.

Уже совсем стемнело, и Альке пришлось работать на ощупь. Но всё равно он ловко

действовал проволокой и гвоздём. Дело было привычное: ведь и у него часто отрывались