Он шумно спланировал на чужую территорию, снисходительно прокудахтал

приветствие и направился к угощению. Увы! Он попал в сети вероломства и жестокости.

Три пары цепких рук ухватили Георгина за крылья, и куриный рыцарь в ту же секунду

лишился лучшей половины блистательного хвоста.

Когда истошно орущий Георгин был переброшен в свой огород, завхоз Славка

любовно расправил атласные перья.

Тетка принесла довольно потрепанную соломенную шляпу. Витька прикрепил к ней

перья. Он сначала примерил шляпу сам, а потомно вздохом отдал Угольку. Уголька

снаряжали для главного номера.

Костюм выдумал, конечно, Витька. Никто не слыхал, чтобы дрессировщики

наряжались в мушкетерскую одежду, но это было красиво, и с Витькой согласились.

Только одной шляпы мало. Нужен был плащ. И Уголек пошел на отчаянный риск. Из

нижнего ящика гардероба он извлек нарадную скатерть, тяжелую, всю в чернозолотых

узорах. Любитель пышных нарядов знаменитый мушкетер Портос, увидев такой

великолепный плащ, потерял бы от тоски аппетит. Но пока терял аппетит Уголек. От

тяжелых предчувствий. А вдруг в выходной, когда намечалось представление, мама не

уйдет в клуб на репетицию? Вдруг она увидит, в каком прекрасном наряде выступает ее

дорогой сын? Конечно, мама любила искусство. Но и скатерть она очень любила…

Чтобы костюм был полный, Славка притащил старые отцовские сапоги.

Витька со знанием дела отогнул им голенища. Получились почти мушкетерские

отвороты. Сапоги были страшно большими. Когда Уголек влез в них, его ноги сделались

похожими на лучинки, торчащие из черных ведер. Но других сапог не было. Славка

почесал свою круглую голову и взглянул на Толика. Толик подумал и сказал:

– Сойдет.

А раз Толик сказал, что сойдет, Уголек не спорил.

Наступил день представления. Зрители устроились на стульях вокруг арены. В

билетах так и было сказано: «Вход свободный со своими сиденьями».

Впереди сидели малыши. Их много живет в большом трехэтажном доме. До сих пор

о них не было сказано ни слова лишь потому, что в повести они не принимали участия.

Народ это не очень сообразительный, и толку от них никакого, один шум.

Но сейчас малыши сидели притихшие и ждали начала, как в настоящем цирке.

За малышами устроились их родители. Кроме того, там был отец братьев

Селивановых – очень серьезный, очень загорелый и очень высокий человек.

Перед тем, как сесть среди зрителей, он зашел за «кулисы». Внимательно и без

усмешки осмотрел снаряжение артистов, сухими коричневыми пальцами расправил перья

Георгина, прилаженные к шляпе Уголька. И спросил мимоходом:

– Готов, дрессировщик?

Почемуто не у своих сыновей спросил, а у него. Уголек поспешно кивнул. Конечно,

готов. Правда, от волнения сосет под ложечкой, но про это ведь не станешь говорить. И

неожиданно для себя Уголек сказал, искоса глянув на Селиванова:

– А у меня отец – капитан грузового теплохода. Он на Севере.