Высокий красивый Толик промолчал.
– Ну, я пойду, – вздохнул Мушкетер.
– Ну, иди.
Уголек спросил у Толика:
– Вы сюда к кому пришли?
И Толик сказал:
– Жить.
– В шестую квартиру? – догадался Уголек. – Там раньше полковник Карпов жил.
– Вот это да! Полковник… – удивился круглый Славка. – А ты кто?
– Я? Просто… Борька. Угольков.
– Толик, – сказал Толька и протянул тонкую ладонь, – Селиванов.
Уголек нерешительно подержал пальцы Толика. Он впервые здоровался за руку.
Славка тоже сказал:
– Селиванов. Славка.
Второе рукопожатие получилось лучше.
– Селиванова, – буркнула Тетка и дала Угольку руку, украшенную боевой ссадиной. –
Пока. У меня дела.
Уголек смущенно поглядел вслед.
– А чего у нее… имя какоето не такое. Так Каштанку звали, когда она у Дурова жила.
Тетка…
– А это и не имя, – объяснил Толик. – Она в самом деле наша тетка.
Папина сестра. Вообще ее Надеждой зовут.
Славка спросил:
– А почему у тебя кот на цепочке? Дрессированный?
Это были друзья. Уголек сразу понял. Понял, что смеяться не станут.
Они сели на крыльцо, и Уголек рассказал все. И про веселого пса Балалая, у которого
хозяин с деревяшкой вместо ноги. И про дрессировку Вьюна. Вьюн хороший. Но он
всетаки кот, а не настоящая собака. На цепочке его водить неудобно. И мальчишки
смеются.
– Мне бы щенка, – сказал Уголек. – Чтобы с детства его воспитывать.
Собаку обязательно надо воспитывать с детства. Только где ее взять?
Утром бегал тут один щенок, да и тот…
И Уголек рассказал про щенка, которого нарисовал Вовка.
– Не мог уж поймать, – снова обиделся он на Вовку. – Все равно он, наверно,
беспризорный. Здесь таких щенков нет, я же знаю. И без ошейника он.
Угольку стало грустно. И чтобы утешить его. Толик сказал:
– Может, врет он, твой художник.
И Славка добавил:
– Может, не было щенка совсем…
НО БЕЛЫЙ ЩЕНОК БЫЛ
Он и сам не помнил, откуда взялся. Помнил только нагретый солнцем деревянный
пол, который немного качался. С одной стороны пол огораживала железная сетка, и на ней
висели большие краснобелые кольца. Внизу за сеткой плескалась вода. Много воды. А с
другой стороны тянулась белая стена с окнами.
А еще он помнил дом на колесах, длинный коридор и кругом полки, а на полках
люди. Пол в коридоре все время дрожал, и под ним чтото стучало. Щенок сначала боялся,
а потом привык.
Он привык, потому что его успокоили Руки. Это были большие и добрые Руки.
Щенок помнил их с тех пор, как помнил себя. Он узнавал их сразу:
Руки пахли дымом, смолой, рыбой и маслом, которым мажут ружье. Щенок знал
ружье. Он его побаивался, хотя и скрывал это. Ружье умело грохать так, что земля
подпрыгивала, а в ушах долго звенело.
Но сейчас ружье спало в узком черном чемодане. Оно ехало рядом с пузатым
зеленым мешком, в котором лежало мясо и сухая рыба. Иногда Руки давали мясо и рыбу
щенку. Потом Руки гладили щенка, играли с ним, ласково ерошили шерсть на загривке.
Играя, он мягко хватал Руки губами.
Однажды Руки сняли с него ошейник с цепочкой, пустили побегать. Щенок побегал