– Разве ты не знаешь, Руперт, что человек, который трудится, достоин уважения? Что достойным считается тот, кто способен сам позаботиться о себе?

– Разве? А негры на что? Моя бабушка за всю жизнь сама не надела чулок.

Мне показалось, что тут нечем хвалиться, но я не стала обсуждать это. Вместо этого я напомнила ему, что только трудом мы можем оправдать свою жизнь; что человек создан для того, чтобы совершенствоваться, и что только паразиты живут чужим трудом.

Он слушал внимательно, но мне не показалось, что я его убедила.

– Возможно, одни рождены, чтобы работать, как вы, – рассудил он, – а другие – чтобы не работать, как папа.

– Разве твой отец не трудится?

Его маленькая фигурка гордо выпрямилась.

– Папа – джентльмен.

– Но ведь не у каждого есть деньги, Руперт. Некоторые, как я, должны работать, чтобы прожить.

Он пожал плечами.

– Но у папы тоже нет денег. Это мамины деньги. И у нас иногда бывают такие скандалы – на прошлой неделе мама столько кричала…

Я не хотела обсуждать с ним это и переменила тему.

– Посмотри на комнату, Руперт. По-моему, теперь она выглядит гораздо лучше.

Он посмотрел на влажный чистый пол, приведенный в порядок стол с аккуратной стопкой бумаг.

– Да, – сказал он, – мне нравится. Я никогда не видел ее такой чистой.

Я услышала, что дверь отворилась, и, повернувшись, увидела Сент-Клера Ле Гранда. Руперт подбежал к нему.

– Посмотри, папа, – закричал он, – как тут чисто! Его отец лениво обвел глазами комнату, поигрывая своей белой рукой массивной цепочкой от часов, которая висела на его желтовато-коричневом жилете.

– Мы не привыкли к такой чистоте, мисс Сноу. – Он, как всегда, неохотно выговаривал слова, и было непонятно, доволен он или нет, и я ответила несколько язвительно:

– Я это заметила, сэр. Никогда еще не видела столько грязи. И столько прислуги из негров.

– Негры, мисс Сноу, самые никчемные создания.

– Жаль только, что нет никакого порядка, – начала я, но замолкла, испугавшись, что зашла слишком далеко.

Но он проигнорировал мои слова.

– Я уеду на день или два, – протянул он. – Занимайтесь с Рупертом, как сочтете нужным.

– И миссис Ле Гранд уезжает с вами?

Веки его встрепенулись, и я заметила, какими бесцветными и холодными стали его глаза.

– Миссис Ле Гранд? – переспросил он. Миссис Ле Гранд не слишком здорова, чтобы путешествовать.

Не проронив больше ни слова, он вышел, тихо закрыв дверь и оставив нас с Рупертом заниматься чтением, правописанием и арифметикой. Но во время чтения и сложения сумм я вспоминала высокую фигуру Сент-Клера Ле Гранда в дверях, скучающую и презрительную. И когда я случайно посмотрела вниз и обнаружила, что, когда разговаривала с ним, мой подол был подоткнут за пояс, а нижняя юбка выставлена напоказ, то залилась краской. Я упрекнула себя также за то, что обрадовалась мысли, что на мне была моя лучшая нижняя юбка, украшенная небольшой вышитой кружевной оборкой.

Жизнь бессмысленна – или так только мне казалось всегда, – если в ней нет порядка и содержания, однако в Семи Очагах я не находила ни того ни другого. Дни катились один из другим, как серая лента, каждый из них оставался таким же бесцветным, каким был предыдущий и становился следующий. Нечем было вспомнить день вчерашний и нечего было ждать от завтрашнего.