"Так что теперь, – раздумывала я, – мне понятно многое в словах Руа. Не сын богатого отца, а незаконнорожденная черная овечка в прославленном семействе. Неудивительно, что его имя никогда не упоминалось в доме, а сам он никогда не появлялся там".

Я просила маленькую хозяйку продолжать.

– Вы говорили, что была еще и дочь?

– Да, мэм. Сесиль. Но она умерла. Умерла года три или четыре назад. В первый год войны это было. Помню, потому что…

Я перебила ее.

– Должно быть, снова проклятие. – Я не смогла скрыть иронии в голосе.

Она серьезно смотрела на меня.

– Да, мэм. Проклятие.

Потом она рассказала мне о Сесиль. Милая крошка, вспоминала она, похожа на молодую лань. Она была во Франции, при дворе Наполеона III. Об этом писали в газетах Саванны. Но она вернулась домой, так и не выйдя замуж, хотя говорили, что Сент-Клер (он стал главой семьи после отца) хотел выдать ее за французского аристократа.

– Но она не соглашалась?

– Нет, мэм. Видите ли, ее возлюбленным был молодой Боб Кингстон, простой бедный парень, солдат. И однажды ночью, когда Боб остался в Семи Очагах, случилось несчастье…

– Какое?

– Он упал с лестницы. И сломал шею. – Ее добрые глаза смотрели прямо на меня и губы задрожали. – Говорили, что это несчастный случай, но некоторые утверждали, что это не так – его сбросили с лестницы…

– Сбросили? – не поверила я.

– Да, мэм. Не прошло и трех месяцев, как Сесиль умерла. От разрыва сердца, – ее голос упал до шепота, – как сказали.

Ее маленькое растерянное личико было так серьезно и доверчиво, что я с трудом удержала улыбку. Удержала, так как мне ничего не было известно, да и никто другой не смог бы убедить Флору Мак-Крэкин в том, что молодой Боб Кингстон (наверняка под мухой), может быть, просто споткнулся и полетел с этой изогнутой лестницы. Да она и не хотела, как мне казалось, чтобы ее убеждали в этом. Так что я придержала язык. "Зачем, – спросила я себя, – разрушать тайну ее сказочного людоедского замка?"

– А что случилось с землей? Это, должно быть, война, изменила все… Я замолчала, так как заметила, что она смотрит вдаль, словно не может вернуться в эту обыденную жизнь.

Да, отвечала она, война все оборвала. Деньги Ле Грандов пропали – янки сожгли весь их хлопок на Дэриенской пристани. Освобожденные рабы бежали; постепенно поместье пришло в упадок. Хлопковые поля стоят невозделанные, и медленно, но верно болото подбирается к рисовым затонам.

– Досада, – проговорила Флора Мак-Крэкин. – Какая досада. – И, наливая мне новую чашку чаю, она с сожалением покачала головой.

После таких бесед я возвращалась в Семь Очагов с картинами, возникшими в моем воображении под действием рассказов Флоры Мак-Крэкин, и вновь поражалась инертности, которой были все зачарованы в этом доме, с тоской смотрела на когда-то плодородную землю, которая теперь лежала словно пораженная болезнью. И почти незаметно для себя я стала размышлять, что нужно для того, чтобы вернуть сюда богатство и благополучие.

Нужны негритянские руки, понимала я. Но я также понимала, что теперь их можно раздобыть лишь через Биржу свободной рабочей силы в Дэриене, так как слышала, что бывшие рабы, глотнув свободы, возвращаются на плантации, чтобы наняться к старым хозяевам в качестве свободной рабочей силы, или ищут новых работодателей. Значит, нужны деньги; это я тоже прекрасно понимала. Вдобавок к ежемесячному жалованью каждую пару рабочих рук надо будет содержать до конца соглашения. Пять тысяч долларов – это минимальная сумма, которая потребуется, чтобы начать это дело. Но, может быть, если поговорить с Сент-Клером Ле Грандом и убедить его, что я сумею осуществить свой проект, он смог бы достать денег.