В безоблачный октябрьский день, когда первые желтые листья уже начинали облетать с деревьев, а пересмешник очнулся от летнего безделья, я остановилась возле Вина, копавшегося на цветочных клумбах. Похвалив его, я напрямик спросила, сколько он получает жалованья. Он опустил глаза к цветам.

– Жалованье? – переспросил он. – Мы не получаем жалованья, мэм.

– Ты хочешь сказать, что вы получаете здесь только кров и пищу? – недоверчиво спросила я.

– Да, мэм. Так была 'сегда.

– Но теперь все изменилось, вы можете потребовать жалованье.

Он продолжал выдирать сорняки, и мне не было видно его лицо.

– Вам это известно? – настойчиво спросила я. Тогда он поднялся, стряхивая землю с рук:

– Да, мэм. Мы знаем про это.

– Тогда почему вы продолжаете работать бесплатно?

– Мы народ из Семи Очагов, – медленно сказал он.

Я подумала о той обильной пище, которой всегда заставлен стол, о множестве дорогих вин и виски, что доставляют из Саванны, а потом подумала об этих неграх, привязанных своей преданностью к хозяину, который дает им не больше того, что предоставил бы собаке, – крышу над головой и кусок хлеба.

Но я ничего не сказала Вину. Размышляя об этом, я пошла в дом. И все же нельзя было осуждать Сент-Клера, ведь он, как мне казалось, попал в чудовищную ловушку. Прокормить все эти рты, всех этих иждивенцев, неспособных позаботиться о себе, не имея на это денег. Я хорошо знала, как отсутствие денег изматывает и рождает в душе тоскливое отчаяние, лишающее надежды на будущее. "Неудивительно, – усмехнулась я, – что он не заставляет негров работать больше, чем им хочется. Нелегко сегодня заставить работать того, кому не заплатил вчера".

Чем больше я думала об этом, тем больше мне представлялось, что Семь Очагов лежат непосильным бременем на плечах своего хозяина, ярмом, которое временами невозможно тяжко нести. И я решила при первой возможности поговорить с Сент-Клером Ле Грандом.

Но эта возможность откладывалась, так как в тот же день я услышала, как он приказал Вину приготовить его баркас, чтобы через час быть в Дэриене. Он был в приподнятом настроении, когда направлялся к причалу. И я не могла не задуматься, что за дела заставляют его так часто ездить в Саванну? Что он делал в этом городе, который, по словам Старой Мадам, является таким веселым и оживленным местом?

Не прошло и трех дней, как он вернулся, а появившись в сумерках, он едва поздоровался со мной в зале и сразу же поднялся в свою комнату в башне. Немного погодя Вин поднялся к нему с бутылкой на подносе. Старой Мадам, Руперту и мне пришлось ужинать без него.

Но я решила не откладывать разговора с ним. И после ужина, оставив Руперта с его бабкой в гостиной, я взобралась по узкой лесенке, которая вела со второго этажа в комнату на башне. У двери я коротко постучала. И когда он крикнул: "Войдите", наверное, думая, что это Вин или Марго, я отворила дверь и вошла.

– Могу я поговорить с вами, сэр?

Он сидел за карточным столиком у огня в пурпурном халате с заплатами, с бутылкой бренди перед ним. Его пальцы продолжали перекладывать карты. Он лишь на мгновение поднял глаза. Я подождала, когда он соизволит снизойти до беседы со мной, а пока осмотрелась; ведь мне ни разу еще не удалось проникнуть в убежище Сент-Клера Ле Гранда. Теперь я видела, что это просторная квадратная комната с высокими ячеистыми окнами, расположенными во всех четырех стенах и даже по бокам от камина, она служила и спальней, и гостиной и была обставлена с почти утонченной роскошью. Ноги утопали в мягком пушистом ковре, на широких креслах лежали подушки, постель казалась необычайно мягкой и удобной. Но и тут, как и повсюду в доме, царили неряшливость и беспорядок. Прекрасный старинный комод был завален разнообразными мелочами и ненужными в таком месте вещами, среди которых я узнала кнут с витой украшенной камнями ручкой. Я подумала о том, сколько рабских плеч были знакомы с его плетью.