В этот момент на моих часах было четырнадцать пятьдесят пять.

В дверях спальни показался «Ринго». Он был в кимоно малинового цвета с белыми иероглифами на спине и в пляжных шлепанцах на босу ногу. Увидев незнакомого человека в своем номере, «Ринго» от удивления поперхнулся дымом и, окинув меня встревоженным взглядом, спросил:

— Кто вы и как вы здесь оказались?

— Хеллоу, Майкл! — поприветствовал я его таким тоном, словно мы были давно и близко знакомы. — Дверь была открыта, вот я и вошел.

Я ответил только на вторую часть вопроса, решив, что на первую отвечу в подходящее для этого время.

«Ринго» растерянно посмотрел на дверь. Он хорошо помнил, что закрыл ее на внутреннюю защелку, и теперь, видимо, никак не мог сообразить, как я все же сумел войти. «Ринго» не знал, что его поселили в специально оборудованном номере, где можно было открыть даже закрытую изнутри дверь, а стены имели глаза и уши, позволявшие фиксировать каждое движение находившихся в номере людей и слышать каждое произнесенное ими слово.

Мой ответ явно не удовлетворил «Ринго». Он с подозрением глянул на меня, и по выражению его лица я догадался, что сейчас он лихорадочно вспоминает, где и когда мог меня видеть. Перебрав в уме все возможные варианты нашей личной встречи и придя к выводу, что живьем меня он никогда не встречал, «Ринго» переключился на фотографии и спустя какое-то мгновение вычислил, что незваный гость не кто иной, как советник советского посольства в сопредельной стране, являющийся к тому же резидентом КГБ!

Установив таким образом мою личность, «Ринго», как и подобает настоящему профессионалу, стер с лица удивление и растерянность, подошел к столу, положил в пепельницу сигарету и строго спросил:

— Чем обязан столь неожиданному визиту, мистер Вдовин? Что заставило вас покинуть насиженное место и отправиться в неблизкий путь?

Назвав мою фамилию, он тем самым фактически признал свою принадлежность к ЦРУ. Потому что только в этом заведении коллекционируют фотографии установленных и подозреваемых сотрудников советской разведки. Но я не торопился расценивать его признание, как оплошность. Когда к вам в гости без приглашения заявляется резидент иностранной разведки, который в это время должен находиться совсем в другой стране, да еще называет ваше подлинное имя, а не то, которое значится в вашем паспорте, давая тем самым понять, что зашел не шутки ради, а по какому-то очень серьезному поводу, надо быть последним идиотом, чтобы не догадаться, что за этим последует!

И лучший способ защиты — не упустить инициативу, не дать подавить свою волю к сопротивлению и с первой же ответной фразы дать понять, что ты тоже не лыком шит и в твоем лице представитель враждебной спецслужбы столкнулся с человеком, в неменьшей мере искушенным в делах такого рода.

Готовясь к встрече с «Ринго», я не исключал возможности в первую же минуту быть узнанным. Мы работали с «Ринго» в одной стране, и он просто обязан был знать в лицо всех сотрудников советского посольства, а тем более тех, кто связан с разведкой.

Но на практике во всех спецслужбах существует традиция скрывать от вербуемых (во всяком случае, до той поры, пока они не примут сделанное им предложение и на деле убедительно не подтвердят, что не являются двойниками) свои подлинные установочные данные… И потому вербовщики меняют свою внешность, применяют грим, парики, накладные бороды и усы, прочий театральный реквизит, используют вымышленные имена. И все это только для того, чтобы остаться неузнанными! Кто знает, чем закончится вербовочная беседа и какие она может иметь последствия для самого вербовщика!