Ночь, когда прибыли в Сьёрг, была облачной и беззвездной. Встречал их только один яркий свет, далекий и одновременно с тем - близкий. Раш рассказал дасирийцу, что за диковинка служит им путеводной нитью.
Несмотря на поздний час, гавань шумела и галдела как улей. Уже когда город стал виден с моря, нетрудно было разглядеть и яркое мерехтящее зарево множества факелов. Арэн еще с трудом мог передвигаться сам, - в постоянной качке он рисковал упасть и снова повредить с таким трудом заживающие раны, - потому мало что видел кроме того корабля на котором плыл. Из разговоров знал лишь, первым шел драккар названный "Красный медведь", где за главного был вождь по имени Берн. Арэн и не запомнил бы, если б Раш, всегда скупой на похвалу, не расхвалил этого северянина. И, что дасирийца интересовала куда больше - среди воинов на корабле ходили разговоры, будто именно Берна, бастард самого Торхейма, станет следующим правителем Артума. Если же северный вождь и впрямь так умен, как о нем говорил карманник, Арэн таил надежду на скорое решение поручения, с которым его послали в Северные земли. С умным завсегда проще иметь дело, чем с зажратым да спесивым, а именно так о покойнике Торхейме отзывался Раш. Арэн положил себе не забыть потом, когда снова станет хозяином своему телу, обязательно вытрясти из карманника, отчего у него взялась такая неприязнь к помершему северному правителю. Зная сотоварища как облупленного, дасириец почти не сомневался - карманника поймали либо на брехне, либо на воровстве. Второе виделось Арэну ясно как светлый день.
Драккар, на котором они плыли, причалил вторым - на его борту, спеленнное в шкуры, умащенное маслами и бальзамами, лежало тело шамаи. Однажды Арэн видел как Хани сидела над ним, низко склонив голову, точно нашептывала мертвецу колыбельные. Никто не тревожил ее. Арэн тоже не стал выспрашивать, давая северянке самой оплакать шамаи. Раз льет слезы, значит, у нее на то есть причины, рассудил дасириец.
Печальная процессия служителей Скальда, вся в синих одеждах, вышла встречать воинов Артума. Хотя Арэну казалось, что вся длинная вереница скальдовых жрецов пришла отдавать почести только одному - мертвецу. Вернее - его доспеху да оружию. Дасириец вспомнил время, когда его вотчина вела чуть не постоянную войну с Рхелем. Государства отрывали друг от друга ошметки земель, подчас ничтожные, с сухими почвами, непригодными ни для чего. Лилась кровь, воины, привыкнув к смерти вокруг, зачерствели. Умирали славные военачальники, умирали славные воины. Но никто в Дасирии не чествовал смерть, никто не отдавал почести мертвякам прежде живых.
Следующее Арэн помнил смутно. Толпа шумела, в ней хором голосили и малые дети, и женщины, и старики. Густой россыпью слышались мужские голоса. Странное дело, до этого времени дасирийцу казалось, что у северян слишком толстая шкура, чтоб так скорбеть. Ан нет, горожане отчаянно взывали к богам и их милости для славного воина.
Раш и Миэ подхватили Арэна с двух сторон и осторожно вывели через толпу. За ними, точно привязанный невидимой веревкой, семенил купец, а вместе с ним - несколько здоровых северян, груженые его товарами. Арэн никак не мог понять, что за хворь нашла на карманника, из-за которой он связался с толстосумом. Но поучать не стал, знал - если Рашу что втемяшилось в голову - этого уже не вышибить. Арэна заботило только, чтоб тот не попался на воровстве. И еще тягостное чувство, будто он сам что-то упустил, не разглядел и не подсказал товарищу. Хотя как было подсказать?