- Скоро придет в себя, - успокоила Бьёри волшебница. - А будешь его из глаз солью поливать, так ничего о тебе не вспомнит, так и знай.

  Арэн зал, что тремка нарочно так сказала, чтоб заставить северянку взять себя в руки, и был ей благодарен. Меньше всего ему хотелось, чтобы его оплакивали. Верно Миэ сказала - точно над покойником.

  Кажется, его опять сморил сон, потому что когда он снова услышал шум весел и приглушенные голоса. Они принадлежали вовсе не северянке. Первым делом Арэн попытался открыть глаза. Веки нехотя, но поддались. Над ним было небо, густо усеянное звездами. Он никогда прежде не видел, чтобы те были так низко - протяни только руку и можно собирать эти светящие огоньки.

  Во рту было сухо, точно в шаймерской пустыне, язык задеревенел и отчего-то никак не желал умещаться во рту.

  Выждав немного, жадно глотая прохладный морской воздух, приподнялся, осматриваясь. Плечи болели, будто вывернутые в другую сторону. Но дасириец смог удержаться, превозмогая боль и давясь стоном. Палуба драккара была окутана в темноту. Только в стороне, в нескольких шагах, пристроившись на мешках, дремала Хани, а над нею висел почти истаявший путеводный шар. Арэн недоуменно уставился на меховой мешок, в котором Хани носила уродца-птенца. Разве девушка не сама сказала, что он сдох? Северянка прижимала суму к груди и негромко посапывала.

  Дасириец не хотел будить ее - сейчас Хани как никогда прежде напоминала ему умершую сестру. Только эта северянка, хоть и была родом из рослого народа, все же была даже меньше ее. Ни дать, ни взять, ребенок прикорнул у борта корабля.

  Точно почуяв его взгляд, девушка открыла глаза, сонно моргнула. Северянка выглядела привычно бледной и привычно же уставшей. Арэн готов был биться об заклад, что в уголках ее глаз спрятались глубокие морщины. Хани поднялась, отложила суму в сторону. После отошла, а когда вернулась в руках ее был мех, который девушка тут же приложила к губам Арэна.

  В мехе было какое-то варево, поганое, как на вкус дасирийца, но от него мигом прояснилось в голове.

  - Я отправила Бьёри спать, - сказала северянка. - Она провела над тобой несколько дней, почти не и не ела. Для ребенка в ее животе это очень плохо. Пришлось дать ей отвара из черноягоды - во вред не будет, а сон сморит до рассвета.

  Арэн не сразу понял, о той ли Бьёри она говорит, что вот-вот будто лила по нему слезу. Ребенок? Живот?

  - Она понесла? - Язык не желал его слушаться. Он попытался сесть, но девушка толкнула его обратно. Арэн покачнулся на слабых руках, и упал на шкуры.

  - У тебя плохие раны, - сказала Хани, снова дав ему напиться травяного варева. - Еще рано вставать, нужно немного обождать.

  Дасириец мотнул головой, выплюнул тонкое горло меха и задал вопрос снова.

  - Понесла. - Хани склонилась над ним, развязала края лоскутных лент, которыми Арэн был завернут чуть не от самой шеи и до ребер, и покачала головой. - Через два дня, если ветра будут дуть в парус и погода не станет строптивой, прибудем в Сьёрг. В храме Скальда тебя быстро на ноги поставят.