Сейчас, позже, я думаю, что каким-то образом знал, что не Анна прокралась ко мне в темноте. Она пахла, как Анна, на ней были украшения и ночная сорочка моей жены, но она была напугана и дрожала всем телом, когда я лег на нее.

Она ничего не шептала, вздыхала не как Анна, она дышала, словно не желая поддаться боли.

Я хотел зажечь ночник, я все еще был настолько пьян, что лампа упала на пол. Шатаясь, я встал и, опираясь о стену, зажег верхний свет.

В моей постели сидела моя дочь. Она была накрашена, в украшениях и улыбалась, несмотря на свой страх.

Я заорал, закричал, бросился к ней и вырвал серьги Анны из ее ушей, я ткнул ее лицом в окровавленную простыню, я протащил ее по лестнице и дальше в снег, я споткнулся и упал, снова поднялся и толкнул ее.

Она замерзла, у нее из ушей текла кровь, но она пыталась улыбаться.

Я буду наказан, я должен быть наказан, мне следовало понять, что происходит. Уединение, цветение, крадущиеся шаги, подглядывание, вечное желание брать украшения и косметику Анны.

Йона прервал чтение, посмотрел на ржавый ключ и черные серьги в витрине, на строки о возможности унаследовать жену прежнего священника. Он покинул экспозицию с дневником в руке, прошел мимо фотографии трех исхудалых вдов. Эллинор расставляла кофейные чашечки с блюдцами на полке позади стойки. Она собирала фарфор в стопку, он слегка позванивал. Вялая муха влетела в открытые двери кафе и ударилась об окно.

Когда Йона вошел, Эллинор обернулась. По ее лицу было ясно видно: она раскаивается, что рассказала о братнином дневнике.

— Можно спросить, как умерла жена Петера?

— Этого я не знаю, — коротко сказала Эллинор, продолжая расставлять чашки и блюдца.

— Вы говорили, что дружили с Анной.

Подбородок старухи задрожал.

— По-моему, вам пора уходить, — сказала она.

— Я не могу уйти.

— Я думала, вы интересуетесь проповедями Петера, поэтому я… — Эллинор покачала головой, взяла поднос с кофе и печеньем и пошла к двери.

Йона придержал ей дверь, подождал, пока она поставит поднос перед посетителями в саду.

— Я не хочу говорить об этом, — слабым голосом проговорила она.

— Это был несчастный случай? — резко спросил Йона.

Лицо Эллинор сделалось совсем беспомощным и перекосилось от плача.

— Не надо, — попросила она. — Неужели не понимаете? Прошлого не вернешь…

Она опустила голову и тихо заплакала.

Подошла ее помощница и положила руки на содрогающиеся плечи Эллинор. Гости, взяв печенье, встали и перешли за другой столик.

— Я из полиции, — настаивал Йона. — Я могу узнать, но…

— Будьте добры, уходите, — сказала женщина и обняла Эллинор.

— Это был просто несчастный случай, — плакала старая сестра священника.

— Я не хочу бередить вам душу, — не отступался Йона, — но мне необходимо знать, что произошло, и выяснить это мне надо сейчас.

— Автомобильная авария, — всхлипнула Эллинор. — Лил дождь… они врезались в кладбищенскую стену, Анну заклинило в машине, лицо оказалось настолько изуродовано, что…

Она неуверенно села за один из столиков, глядя прямо перед собой.

— Продолжайте, — спокойно попросил Йона.

Женщина посмотрела на него, вытерла слезы и кивнула.