Йона поднял глаза и увидел, как старуха выходит из комнаты, руки повисли, как плети.

Виделся с тем бледным благочинным из Лербу для личного разговора. Он-то думал, что я хочу поговорить о своем пьянстве. Он молод, но так крепок в вере, что я скверно себя чувствую. Я решил больше не посещать его.

Как выросла моя дочь. На днях я смотрел на нее, когда она об этом не знала. Она сидела перед зеркалом, волосы — точно как у Анны, и улыбалась сама себе.

Мы ждем пятого воскресенья Пасхи. Тема проповеди — «Расти в вере». Вспоминаю бабушку и дедушку, которые ездили в Гвинею, перед тем как перебраться в Руслаген. В моем приходе нет места для миссии, и это изумляет меня.

Йона сел на один из старых стульев под фотографиями. Он листал дневник дальше, читал о хлопотах церковного года, рождественском молебне и летнем богослужении на какой-то мельнице, пролистал назад, поискал запись о священнике из Лербу, потом снова попал в пасхальные праздники.

Евангелия направляют взгляд на пустую могилу, но за обеденным столом мы говорили о том фрагменте из Ветхого Завета, где описывается разорение Египта. Моя дочь сказала, что Бог любит кровь, и сослалась на пасхальные библейские слова: «И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу кровь и пройду мимо вас».

Мы с женой не делим спальню уже год. Я поздно ложусь и храплю, как экскаватор (ее слова). Но по ночам мы часто прокрадываемся друг к другу. Иногда я провожаю Анну вечером в спальню только для того, чтобы посмотреть, как она готовится ко сну. Мне всегда нравилось смотреть, как она снимает украшения, нажимает на стерженьки сережек, кладет серьги в футляр, одну возле другой. Анна относится к мелочам как-то умиротворяюще вдумчиво. Снимая лифчик, она не тянется себе за спину, а мягко сбрасывает бретели с плеч, стягивает лифчик на талию, поворачивает — и вынимает крючки из петель.

Когда я вчера сидел на ее постели и смотрел, как она заплетает косу на ночь, мне показалось, что я видел чье-то лицо в темном окне. Я поднялся и подошел к окну, но ничего не увидел; тогда я прошел дальше на веранду и в сад, но все было спокойно, и я поднял лицо к звездному небу.

Йона бросил взгляд на окно. Роки все еще сидел под деревьями, закрыв глаза и вытянув ноги. Йона продолжил читать.

Вчера я видел того бледного священника из Лербу в супермаркете «Обс», но решил, что здороваться необязательно.

Четвертый день Великого поста.

Итак, мы достигли середины Великого поста. Голова раскалывается, пил вино допоздна, читал и писал.

Сегодня мы думаем о Хлебе жизни. Скоро начнутся дни Святой Пасхи, и тяжкий кулак существования придавит нас к земле.

Йона полистал еще, скользнул взглядом по страницам — день Святой Троицы и переход к менее насыщенному церковному полугодью, потом он вдруг остановился и прочел:

Оно случилось — чудовищное, немыслимое. Я пишу об этом здесь, молю Бога о прощении и никогда больше об этом не упомяну. Руки дрожат, когда я пишу об этом два дня спустя.

Словно старый Лот, я был введен в обман и нарушил Божью заповедь, но пишу, чтобы понять свою роль в этом, осознать свою вину и позор. Было поздно, я выпил вина больше, чем могу выпить, больше, чем пью обычно, пьяный лег в постель и уснул.