Суря беззвучно открыл рот и повалился ничком. Богатырское сердце стукнуло последний раз и замолчало.

Лагерь всполошился. Гридни, спящие завернувшись в теплые плащи, вскакивали, хватались за оружие… и падали мертвыми. Со всех сторон из тьмы выступали бледные фигуры с луками. Стрелы с костяными наконечниками осыпали лагерь частым дождем, а кольчуг на спящих, конечно, не было… Добрую половину защитников перебили, не дав им даже толком пробудиться.

Дюжина уцелевших кое-как сплотилась вокруг повозок, превратив их в подобие крепостицы. Во тьме засверкали мечи, сабли, палицы. Из-за повозок в нечисть полетели тиборские стрелы и сулицы. По счастью, из лембоев стрелки оказались никудышные - целились плохо, часто мазали. Подкрасться исподтишка, ударить в спину - вот в этом они мастера. А как дело доходит до честной драки - тут лембои пасуют…

Но на их стороне было численное превосходство. На каждого тиборского гридня приходилось четверо лембоев. И хотя стрелы у них почти закончились - очень уж щедро растратили в самом начале! - они все равно легко брали верх. Часть напавших уже занялась лошадьми - их отвязывали, отводили подальше и сноровисто седлали.

В шуме боя прорезался визг резаной свиньи. То боярин Фома наконец продрал глаза и сообразил, что происходит. Истошно завопив, он перекатился через край повозки и шустро пополз под нее, высоко отклячив задницу.

Но там оказалось уже занято!

- Ванька, дурак, ты что ж дрыхнешь-то?!! - плаксиво завопил боярин, отвешивая мирно храпящему княжичу тяжелую оплеуху.

- Ну чего опять будите… - сонно заворчал Иван, с трудом разлепляя глаза. - Ни днем ни ночью спокою нету…

- Да поднимайся же… а-а-а… - тоненько вскрикнул и обмяк Фома Мешок.

Дремота с Ивана слетела мгновенно. Княжич в ужасе уставился на помутневшие глаза боярина и кровавую струйку, текущую по пышной бороде.

Никто и никогда не называл Ивана хотя бы толковым. Но вот в ратных своих умениях он усомниться пока что не позволял. Молодой богатырь вылетел из-под повозки, точно камень из катапульты, с перекату поднимаясь на ноги и мгновенно вынося из ножен Самосек.

Ночную мглу прорезал ослепительный свет. Чудесный клинок Еруслана забился в могучих руках языком живого огня, с наслаждением разрубая наискось лембоя, только что вонзившего рогатину в спину боярину Фоме. В ладонь хозяина кладенец тыкался с явной укоризной - он уже битый час колотился в ножнах, чуя рядом врага, но проклятый заспиха ничего не слышал!

- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! - во все горло заорал Иван, летя в атаку.

На бегу он подхватил с земли треугольный щит какого-то гридня, наискось ударил заостренным ребром подвернувшегося лембоя, ломая ему переносицу, и врубился в ряды нечисти, щедро награждая ударами Самосека.

Обезумевший княжич крушил все вокруг, ничего не замечая перед собой. Меч в ладони жил собственной жизнью, каждый раз устремляясь в самое нужное место, разя лембоев одного за другим, разбивая вдребезги хлипкую защиту.

Нелюди падали соломенными снопами, обливались кровью, не в силах устоять перед эдаким натиском. Несколько секунд - и они уже пятятся, на глазах теряя боевой настрой. Богатырь с пылающим мечом стал для них неожиданностью - к такому они не готовились.