Такие случаи остаются в памяти, но меня больше беспокоили как раз те казни, о которых я позабыл: казни, прошедшие без особого драматизма, казни, на которые никто не пришел. Преступник умер – и никто и не заметил. Печально…
Мишель права, первые несколько месяцев я действительно скучал. От своей работы я получал удовольствие и, думаю, делал ее хорошо. Мне платили за то, чтобы я сообщал о происходящем в тюрьмах Хантсвилла, и этим я и занимался, ведь люди имели право знать. И все же через какое-то время я очень – не могу даже передать как – радовался, что ушел. Тюрьма – страшное место. Она меняет человека, пребывание в ней не проходит бесследно. Я видел 219 казней – и больше не хотел, кроме разве что одной. Я часто говорил Мишель, что хорошо бы вернуться и посмотреть на казнь Джона Уильяма Кинга – белого главаря расистской шайки, убившего Джеймса Берда в Джаспере. Страшное преступление, и сам Кинг страшный человек и настоящий мерзавец. Мы никогда не могли найти общий язык, и я чувствовал, что должен увидеть его казнь, чтобы перевернуть страницу. К сожалению, он до сих пор благополучно существует в отделении смертников.
Я мало кому мог рассказать о своей работе, и никакой другой капеллан не знал, что делается у меня в голове. Только с двумя-тремя близкими друзьями я делился, и один из них – Ларри. Ни дня не проходило, чтобы мы с ним не разговаривали. Он всегда был тут как тут – со своими безумными идеями и черным юмором. Притом он – профессионал и очень надежный человек. Лучшего защитника, чем Ларри, заключенные и пожелать не могли.
Нас не любили, потому что мы трудились в тюремной системе. За годы работы я получил множество угроз. Я ни за что не согласился бы выполнять работу Ларри. Ему все время приходилось балансировать: говорить правду, но говорить очень деликатно. Он стал как бы символом смертной казни в Техасе, имея притом двойственное к ней отношение.
Ларри много попадало, и преодоление жизни и смерти давалось ему нелегко. У него болела мать, у него был один весьма проблемный родственник, и иногда на работе он терял осторожность. Шутит сегодня с заключенным, а завтра того казнят.
Мы часто беседовали с Ларри о жизни и смерти, о том, что и он не вечен. Он сильно переживал и много пил. А когда не выдерживал и плакал, я тоже плакал.
Джим Брэззил, бывший капеллан тюрьмы Хантсвилл
Я вышла замуж в Мексике в сентябре 2003 года, и пока у меня был медовый месяц, преемник Ларри Тодда приступил к работе. Предполагалось, что отделом по связям с общественностью буду руководить я, – и меня для этого готовили, – однако тип, которого взяли на должность, был чуть старше и имел больше связей среди республиканцев в канцелярии губернатора. Меня пообещали перевести на место Фицджеральда, но как только я увидела нового начальника, поняла: вот она, беда. Мы сидели на заседании администрации, и он сказал: «Я ваш новый босс». Он сразу проявил себя во всей красе. Ему было известно, что я тоже проходила собеседование на его должность, и это мне потом аукнулось.
На следующей неделе состоялось рабочее собрание, и первое, что он сказал: «Не-е, я вас не стану повышать». Я поинтересовалась причиной, и он ответил: «Мне не понравилось, в чем вы пришли на заседание администрации. Это непрофессионально». Я была в брюках-хаки и броской блузке из дорогого бутика, а он считал, что одеваться нужно более официально. Я сказала: «Я здесь не по вашему приглашению и уйду сама, вы не успеете меня выгнать», – вылетела и хлопнула дверью.