Поскольку Ларри прекрасно справлялся с работой и журналисты его очень уважали, с рук ему сходило многое, за что другого бы уволили. А так все говорили: «Ну, это же Ларри!» Ларри не выносил одного итальянского репортера, просто в грош не ставил, и всякий раз при встрече показывал ему средний палец, не смущаясь присутствием других журналистов. Не сомневаюсь, что он применял к нему и свои любимые ругательства.
Как-то приехали к нам два французских репортера, а в городе шел дождь. Они спросили у Ларри, где бы им укрыться, а он в ответ: «Нечего ныть, хоть помоетесь разок в жизни». А у меня в голове крутилось: «Ох, Ларри, наживешь ты нам неприятностей».
В тюрьме табачные изделия запрещены, однако Ларри всегда протаскивал сигареты для осужденных на казнь. В служебных машинах курить не разрешается, но Ларри ничем не пробьешь: в пепельнице у него вечно горы окурков от сигарет без фильтра. Все эти новомодные правила для него не были писаны.
Однажды заключенные устроили побег, и Ларри ехал в машине с главным начальником по тюрьмам и прочими важными шишками. Они остановились у магазина – купить воды и чего-нибудь перекусить. Ларри принес упаковку пива. Он и не подумал поделиться со спутниками, а уселся сзади и сам все выпил. Что самое интересное, большой начальник и слова ему не сказал. Все уже смирились: Ларри такой, какой есть. Он принадлежал к другой эпохе, когда все курили на рабочем месте, держали на столе графины со скотчем и вообще поступали, кому как заблагорассудится. Ларри никто не мог обуздать, да никто и не пытался: он и так был хорош.
ЛАРРИ ФИЦДЖЕРАЛЬД
Помимо уважительного обращения с осужденными работа моя заключалась в контактах со СМИ. Меня всегда поражало, когда люди говорили: «Вы всего лишь рупор тюремной системы». Кто бы спорил. Это же моя работа. Но еще я разбирался в том, что нужно журналистам, помогал им: был откровенен, насколько мог. Я старался ничего не скрывать, говорил правду, – поэтому репортеры меня любили. Даже если дела шли плохо – захват заложников, побег, бунт, – я всегда думал: «Что сейчас нужно СМИ? Каким образом мне ввести их в курс дела?»
Однажды в городке Дилли к югу от Сан-Антонио произошел инцидент. В тюрьме вспыхнул бунт, или, как мы предпочитаем говорить, – беспорядки, и всколыхнулись все местные СМИ. Первые репортажи шли просто жуткие. Сообщали, что заключенные выкрали форму охранников, проникли в оружейную комнату и открыли стрельбу. Мне пришлось все улаживать. На следующий день я привел телевизионщиков в тюрьму: пусть увидят действительное положение вещей. Они были поражены, думали, что поснимают только снаружи. Однако я провел их внутрь и все показал, и материал получился неожиданно позитивным: да, случились беспорядки, но мы быстро все уладили.
Некий репортер был убежден, что в одном из рабочих помещений заключенным разрешают курить. В конце концов я ему сказал: «Приходите и сами посмотрите». Так же я поступил, когда разошелся слух, будто заключенные блаженствуют в камерах с кондиционерами. Политика Департамента, – во всяком случае, так было при мне, – гласность и открытость.