Начальник тюрьмы выяснял, кто будет присутствовать на казни, кому отойдет имущество заключенного и каковы его пожелания относительно последней трапезы. Затем я сообщала заключенному, кто будет из журналистов, и напоминала, что, если он не хочет произносить последнее слово в комнате смерти, может написать теперь, и я передам его СМИ. Во время разговора я внимательно следила за его поведением, – чтобы рассказать репортерам, если спросят. По большей части осужденные, смирившись с предстоящим, волновались, но вели себя тихо. Один, помню, выказал большое раздражение. Он был примерно моего возраста и единственный из заключенных, кто называл меня по имени, что в тюрьме совершенно не принято (если вы не Ларри, конечно). Я его не одергивала, ведь ему предстояла скорая смерть, но когда он сказал: «Мишель, я не понимаю, зачем мне умирать!», я ответила: «Затем, что вы убили человека, и это – расплата».

Мы уходили, а заключенному приносили стол с угощением: кофе, пунш, чай со льдом и закуски. Словом, то, что Ларри так неудачно назвал «party platter». (К черту эту Кристиан Аманпур…) Потом заключенному разрешалось позвонить по телефону в любое место США, и многие проводили последние часы в беседах с родными и старыми друзьями, чего в отделении смертников не позволялось.

Лично я даже после вечеринки не люблю прощаться, – как же прощаться после такого разговора? Что, черт побери, можно сказать матери, отцу, другу детства? Однажды, когда мы сидели у Ларри, Грачуку позвонил осужденный из временной камеры – Джон Саттеруайт, убивший в 1979 году в Сан-Антонио продавщицу. Саттеруайт выразил раскаяние, извинился за совершенное преступление и, прежде чем повесить трубку, сказал: «Увидимся через час».

Говорят, ни один осужденный не прилег на койку подремать, – зачем, если скоро уснешь навеки?

В четыре часа дня осужденному приносили последний обед. Блюда для последней трапезы готовил заключенный по имени Брайан Прайс, настоящий мастер. Бывший рок-музыкант, готовить он научился у другого заключенного – профессионального повара. Прайс не хотел знать, что совершил осужденный, – он не смог бы приготовить вкусную еду для детоубийцы или серийного насильника. Однажды о нем снимали документалку, – и он приготовил макароны с сыром. Такие вкусные мне редко доводилось есть, а я их пробовала немало. Когда осужденный заказывал что-нибудь, чего не могли приготовить в тюремной кухне, ему и не пытались это раздобыть. Тот, кто просил филе-миньон и лангуста, рисковал получить котлетку из гамбургера и рыбное филе. Поэтому большинство заключенных не фантазировали, а просили чизбургер.

Прайс как-то рассказывал: «Один парень пожелал белую фасоль, – надо же, фасоль для последнего обеда! Потом-то я сообразил: наверное, ему мама в детстве фасоль готовила».

Некий заключенный, который разбирался в вуду и колдовстве, потребовал земли – хотел провести во временной камере какой-то ритуал. Знаете, что ему принесли? Йогурт. Видно, решили рифму подобрать[23].

Джеральд Митчелл заказал конфеты «Джолли ранчерс», еще один заключенный – банку пикулей и получил их, только без банки. Оделл Барнс пожелал «справедливости, равенства и мира во всем мире». Ну, тут уж повару делать нечего: это вам не какую-нибудь простенькую энчиладу сварганить.