- Сюда ведь могут из гранатомета ебануть. От ворот. Или если в упор к школе подбегут, - говорю я, не отвечая, чтобы не обмолвиться о Стёпке Черткове.

- Учтём, - говорит Вася Лебедев.

- А вы там на хуй сидите? - спрашивает Плохиш, - «В упор к школе!» Вы хер ли там делаете? Спите, что ли? Как там дела, у тебя спросили.

- Нормально, - отвечаю я.

- Если они подбегут, мы им Валю покажем, они охуеют, - говорит Плохиш.

Мы все смотрим на Валю, на его искаженное, вздутое, бордовое, одноглазое лицо.

- Ты целиться-то можешь? - спрашиваю я.

- А чего ты в двух разгрузках? - перебивает меня Плохиш, - Ты лучше бы запасные трусы одел.

Вася Лебедев косится на меня, иронично, но добро, и Валька Чертков готов засмеяться, хоть ему и больно это делать, но неожиданно обрывает себя.

- А это ведь Стёпкина разгрузка, - говорит он, - Ты чего?…

Валя смотрит на меня, пытаясь раскрыть второй, затекший глаз, рот его чуть приоткрыт, он хочет ещё что-то сказать, но ждёт меня.

Я смотрю на Валю, сжав скулы.

- Иди. Он в «почивальне», - говорю я.

Валя хватает автомат и бежит.

Пацаны смотрят на меня.

- Убили Стёпу, в голову, на крыше, - говорю я и закуриваю.

Пацаны тоже закуривают.

- Надо связь держать, - говорит Хасан, помолчав, - А то сейчас из ГУОШа подъедут, а вы своих же перестреляете. Куда там все палят?

- Известно, куда, - говорит Плохиш, и, подняв автомат над своей круглой башкой, положив его на мешок, сам не высовываясь, скорчив умилительную испуганную рожу, затряс им, как отбойным молотком. - Они не смотрят, - поясняет он свою пантомиму. - Им не интересно.

Я улыбаюсь, и думаю одновременно, что, - как это странно, - вот Стёпу убили, а Плохиш все придуряет, и мы улыбаемся, и вот меня тоже убьют, и будет то же самое… Ну не будут же все рыдать, сжимая береты в руках. Да и надо ли мне это?

- Стёпу жалко, - говорит Саня, единственный, кто не улыбается.

- Ничего, - отвечает Вася Лебедев, и не заканчивает фразы. Нет, он не хотел сказать, что всё это, мол, ерунда, - он хотел сказать, что Стёпу мы помним, и сделаем всё, что бы…

И все поняли, что Вася сказал.

- Учтём, Саня, - говорит Вася, и толкает Скворца в плечо.

Мы встаём и уходим, я и Саня.

В большой классной комнате, смотрящей в овраг одними окнами, а другими - на правую сторону школы, на пустыри, пацаны говорят нам, что чеченцы сорвали растяжку в овраге.

- Одного раненого видели! - кричат возбужденно, - Его аж подбросило. И заорал! Они полезли за ним, мы ещё одного подстрелили. А они потом как дали из «граника»! И не попали! Но все стекла на хер вылетели…

- Чего там слышно из ГУОШа? - спрашивают меня.

- Ничего. Приедут, наверное. Вызволят.

Мы заглядываем ещё в несколько комнат. Все целы, стреляют или снаряжают магазины.

«Уже скоро, наверное, приедут, - думаю я о помощи из ГУОШа, - знают же они, что мы тут окружены. Должны нас вытащить отсюда. Главное, чтоб не убили, когда мы будем выезжать».

«Может быть, нас не будут штурмовать, - ещё думаю, - Дядя Юра и Стёпка, и всё - больше никого… Зачем мы полезли на крышу? Пересидели бы. Кто предложил на крышу идти?»

Не могу вспомнить.