- Стёпа! - вскрикивает кто-то.

«Что же это…» - думаю, и не успеваю додумать. Спрыгиваю, переступаю через Стёпу.

- Берите его! - говорит Язва.

Стёпу пытается поднять Монах.

- Погоди! - говорю я, и с помощью Монаха снимаю со Стёпы разгрузку. Одеваю ее поверх своей.

Монах вскидывает Стёпу на плечо. Стёпина голова свешивается вниз, волосы словно встают дыбом, и все они слипшиеся, в чёрной, густой крови.

Я поднимаю Степкин автомат. Спешу, отяжелевший, за Язвой. Мы заглядываем в коридор, но никого не видим.

Язва вызывает Столяра. Костя сразу откликается.

- Коридор чистый? - спрашивает Язва.

- Да! Чистый! - отвечает Столяр.

Бежим в «почивальню».

Бросается в глаза огромная спина Андрюхи-Коня, его белые руки на пулемете. Он надел разгрузку на голое тело.

Несколько пацанов стоят у бойниц, беспрестанно стреляя. На полу - сотни гильз.

- Чего? - кричит Столяр, глядя на Стёпу Черткова.

Монах молча сваливает Стёпу на кровать. Щупает у него пульс. Какой там пульс, вся голова разворочена. Из пулемета, что ли…

- Кто прорвался? - спрашивает Язва.

- Влезли… - начинает Столяр, и обрывает себя, всматриваясь в мертвое лицо Стёпы. - Влезли, - продолжает он, будто сглотнув, - на первый этаж двое… Их Плохиш гранатами закидал.

- А может они ещё где? - спрашивает Язва.

- Не знаю. Я отправил своих и ваших по классам, по два человека. У всех рации есть.

- Чего, отошли они, Кость? - спрашиваю я.

- Вроде…

- ГУОШ отзывается? - спрашивает Язва.

- Хули отзывается… Говорят, сидите, ждите, они в курсе.

- Чего «в курсе»?

- Да не знают они не хера! Может, чечены опять город берут? Может, в ГУОШе также сидят, как и мы, запертые?

Я подхожу к Андрюхе. От него, кажется, валит пар. Он возбужден. На белом лбу ярко розовеет небольшой угорь.

- Чего там? Куда бьешь? - кричу я.

- По «хрущёвкам», - отвечает Андрюха злобно, ответ я угадываю по губам. - Все стреляли, никто не попал! - говорит он, уже о другом - о нас. - Их, бля, человек двадцать было во дворе. А мы сначала обоссались все, потом окосели все на хуй!

«Мы обоссались, а он нет», - думаю я об Андрюхе.

Аружев сидит у без умолку гомонящей и, кажется, готовой треснуть рации, неотрывно глядя на мертвого Стёпу. Монах стоит рядом с кроватью, и тупо смотрит на свой ботинок, весь покрытый кровью, Стёпиной, застывающей…

Дима Астахов, возле которого стоит труба гранатомета, оглядывается на мгновенье, вглядывается в Стёпу, и снова стреляет, серьёзный и сосредоточенный.

Столяр начинает поочередно вызывать всех, кого разогнал по кабинетам, спрашивая, как обстановка.

Я слышу голос Скворца. Кличу его, дождавшись пока Столяр закончит проверку:

- Ты где? - спрашиваю, прибавляя громкость рации на полную.

- Рядом с «почивальней», в соседнем классе, - слышу далёкий Санин голос.

Иду к Скворцу, предупредив Столяра.

- Егор! - говорит мне Столяр вслед, - Все посты обойди! Посмотри, что где. Доложишь.

Я выхожу из «почивальни», и останавливаюсь в коридоре. Прижимаюсь спиной к стене, смотрю вокруг. Вся школа вибрирует, мелко дрожит, сыплется известью. Вдруг вспоминаю, что у меня до сих пор расстегнута ширинка, - с того момента, как я увидел дядю Юру. Застегиваюсь ледяными, негнущимися пальцами. Помочиться не хочется. Дую на руку, пытаясь отогреть пальцы.