За каждым проводником закреплен определенный куратор, который бдительно следит, чтобы он ничего не заныкал и всегда отчитывался. Вот так эта Карта и постепенно заполняется. Получить ее — мечта любого проводника, каждый за нее душу продаст, да еще и деньгами приплатит. Но хранится она в сейфе Института, а доступ к ней имеют лишь два человека — сам директор и его первый заместитель.
Слона, видимо, на Карту и купили: пообещали, что покажут, если он займется поиском Комнаты. Слон, понятное дело, согласился — он же проводник, для него есть только дыра и все, что с нею связано. Лиши его возможности ходить туда — и все, нет больше Слона. А здесь такая возможность!
Разговор со Слоном вели, разумеется, кураторы. Они в Институте главные, им все подчиняются, даже ученые. И с ними спорить бесполезно: даже Хачик и Серый безропотно им отдают свой лучший товар, причем за весьма небольшие деньги. Слон тоже общался со своим куратором, отчитывался. Я, кстати, видел его два раза — к нам в пивную приходил, на Рыночную площадь. Мерзкий тип, скользкий, безликий, как и все они. Впрочем, меня он никогда не трогал — я считался учеником Слона и самостоятельной ценности не имел. А вот когда он погиб, тогда они за меня и взялись… Причем плотно. Но об этом чуть позже.
Что же касается куртки Слона, то она у него особая — черная, стеганая, но вся в дырках — от долгой носки. Слон ее чинил всегда сам, никому не доверял. Он только в ней ходил в дыру, говорил, что счастливая. Что понятно: проводники — люди суеверные, существует много разных примет, поверий и ритуалов. Например, нельзя перед дырой бриться, иначе удачи не будет, нельзя в ней громко разговаривать и петь… Да еще много чего нельзя, не об этом сейчас речь. А о том, как погиб мой учитель.
В тот день, 14 мая, Слон отправился в дыру один, без меня, но обещался скоро вернуться — дело, мол, минутное. Но что-то у него, видно, не сложилось, не вернулся вовремя. Я особо не переживал: Слон — проводник опытный, задерживался не в первый раз. Мало ли чего могло случиться…
Ночью меня разбудили кураторы — сказали, что Слон покалечился, умирает, хочет меня видеть. Кураторы посадили меня в автомобиль, повезли. Пока ехали, рассказали, что Слон должен был выйти к вечеру, но не вышел. Институтские подождали до ночи и сами полезли в дыру (что для них почти подвиг). И нашли учителя недалеко от «колючки» — не дошел буквально сто метров. Ноги перекручены, весь крови, однако живой. Срочно привезли в Институт, стали откачивать. Только не подумайте, что по доброте душевной — кураторам нужно было знать, нашел ли Слон Комнату. А тот лишь хрипел да звал меня.
Когда мы приехали, было уже три часа ночи. Я хорошо помню это время — над входом в Институт висели большие часы со светящимся циферблатом. Меня провели внутрь, несколько раз мы пересаживались с лифта на лифт, опускались и поднимались, а потом пришли в большую комнату. И вижу я — Слон лежит, прикрытый простыней, а в руку воткнута трубка от капельницы. Но дышит, глаза открыты. Вокруг него человек пять кураторов топчется, суетится. Один из них, видимо, старший, спрашивает: «Это и есть Малыш?» Да, говорят, Алекс Кочек, по прозвищу Малыш. Тот кивнул — давайте его сюда.