Пропавших с недошитой вещью из других мастерских посылали искать также к Оттэну. Бывали такие разговоры. Входит посланный из какой-либо мастерской и находит исчезнувшего.
— Василий Степанович, хозяин за рукавом к тебе прислал… Отдавай!
— Скажи хозяину, что рукав в двух рублях заложил Петру Прохорову в чайной, пусть выкупает за свой долг!
— А штафирка (т. е. верхняя часть воротника) где?
— У Степана-дворника в шести гривнах!
— А подрезка (т. е. мелкие отрезки на карманы, лацканы и т. п.)?
— У Маньки-поденщицы в сорока копейках!
Спросит еще посланный:
— Что же ты нашего-то хозяина бросил, деньги хорошие платил?
И получит неизменный ответ:
— Товарищи здесь понравились!
На том дело и кончится. Выкупят заложенное, и мастер остается на новом месте. Пропаж почти не бывало. Заложить и обернуться не считалось зазорным делом.
Хозяева всегда умели угадывать время запоя и ухода от них мастера.
— Набрал примерок, пятерку вперед взял, и пиши пропало, — говорили они.
И действительно, никакая сила не заставит богемного портного взяться при получении аванса за дело, гуляет, пока всего не пропьет.
Если хозяин или хозяйчик, т. е. некрупный предприниматель, брал работать «без ежа», т. е. без стола, то питались в харчевнях и чайных. Последние были просто слабостью портных. Даже после сытного обеда и хорошего чая шли в чайную похлебать горячую жижицу. Там был цеховой клуб, сообщались новости, встречались со старыми товарищами и в складчину давили «половинки». Просиживая часы за разговорами, придя в мастерскую, сами потом распределяли время работы, проводя за шитьем ночи. Крепко загулявшие в чайной в теплую пору шли «погубернаторствовать» с гармоникой в «Котяшкину деревню», т. е. на 5-ю Тверскую-Ямскую. Там с песнями, в исподнем платье, т. е. одном белье, толкались из конца в конец, заводили драки, скандалы с городовыми. Покуролесив, шли вновь в хозяйскую кабалу и с особым тщанием за ничтожные гроши брались за дело «пока тоска и грусть не возьмут», т. е. до нового «ушиба».
Сроки пребывания в Москве портных, имевших в провинции хозяйство, были обычные: к покрову — приехать, к рождеству — на побывку домой, недели через три вернуться в Москву до масленой. К масленой — вновь на недельную побывку и потом, поработав до мая, уехать на летние работы «к хозяйству».
Приехав в Москву, обычно справляли благополучное прибытие: «слаживали половинку», т. е. покупали полбутылки водки или две. Кто не участвовал, считался «загордившимся», и на него смотрели как на отщепенца. После нескольких «слаживаний» с закуской — жареной колбасой, жареным рубцом или печенкой, «покрывали лачком», т. е. распивали основательное количество пива, с моченным в соленой воде горохом. На другой день — «поправлялись». «Поправка» затягивалась порой на довольно продолжительные сроки.
Иначе жили портные деревенские, не знавшие Москвы. Это были крестьяне с отхожим промыслом, Закладывали они лошадь в телегу или сани, смотря по сезону, взваливали на нее ножную зингеровскую машину, утюг, деревянную колодку и прихватывали «подсобника», т. е. помощника мастера. Ехали до знакомого дома в ближней деревне, снимали поклажу, останавливались или, как было принято говорить, «делали постой», а коня отсылали в обратный путь. Окончив работу в одном месте, передвигались в соседнее и т. д. Работали на харчах заказчика. Выручали таким путем чистых от тридцати до сорока рублей в месяц, не зная «московского разгула и безобразия». Описание разновидности такого типа портных я привожу в моих материалах о бродячих провинциальных кустарях и торговцах.