— Я буду копать «Привал» дальше, — сказал Смирнов и тоже выпил.
— Чем я могу тебе помочь? — повторил Казарян.
— Это опасно, Рома.
— Я испугался, — зло сказал Казарян. — Но все-таки?
— Я пытался расколоть Дениса, бармена из «Космоса», твоего знакомого. И мимо…
— Ну, конечно. Куда тебе, с твоими старомодными представлениями о добре и зле, на такую межконтинентальную штучку. Что тебе от него надо?
— Какие-нибудь концы. Кто его в «Привал» нанимал, через кого, был ли кто-нибудь из известных ему людей клиентом этого кафе. В общем, на кого можно выйти!
— Он мой, Саня. Еще что?
Смирнов встал с кресла, взял самшитовую свою палку, подкинул, поймал.
— До чего же я умный, Рома! Помогла мне эта палочка! Ой, как помогла! — Пошел к двери выключить верхний свет. Выключил. Уютнее стало, интимнее. Добавил: — А ничего они с электричеством придумали!
— Они и с тобой неплохо придумали. Только не предполагали, что старичок еще в такой приличной форме.
— Надо завтра узнать, что там с электричеством было. — Смирнов вернулся в кресло и на этот раз разлил сам. Выпили, и Казарян небрежно спросил:
— А что это тебе даст?
— Ничего. Просто хочется знать, как они работают.
— Судя по всему, чисто. Серьезная шайка…
— Это не шайка, Рома. И даже не банда. Это — команда. Спецотряд особого назначения.
— Чей?
— На этот вопрос я и ищу ответ.
Казарян отодвинул рюмку и придвинул телефон. Набрал номер и ждал, ждал, ждал.
— На кой черт ты ее будишь?! — возмутился Смирнов.
— Ничего, пусть жирок растрясет. — И в трубку: — Я здесь у Сани заночую.
И все. И бросил трубку.
— Зачем ты так с Зоей-то?
— А жена! Хочу — казню, хочу — милую.
— Я до сих пор не пойму, почему ты на ней женился.
— Она мне сына родила.
Светлело небо за окном. Не сговариваясь, они вышли на балкон. Долго вглядывались в темно-серую муть асфальта внизу. Ничего, естественно, не увидели.
— Спать, — сказал Смирнов. — Завтра как следует посмотрим.
— Сегодня, — поправил его Казарян. — И ни хрена не найдем.
— Скорее всего, — согласился с ним Смирнов. — Но все-таки посмотрим с утра.
Какое там утро! Глаза еле продрали к десяти, кое-как позавтракали и спустились вниз. На асфальте, как раз под Алькиными окнами, дети нарисовали классы (или ранее были нарисованы?) и, расставляя — соединяя ноги, прыгали увлеченно. Два мальчика и девочка. Казарян попрыгал тоже. Дети на это время прервались и снисходительно наблюдали за причудами пожилого дяди.
Другой пожилой дядя оглядывал окрестности. Пожалуй, только здесь, в старых переулках, сохранилась истинная Москва. Малолюдство, отлаженный покой, привычное течение жизни. Бабка вешала белье. Суровый пролетарий ковырялся во внутренностях древнего «Москвича». Представители самых разных сословных слоев, знающих друг друга с пеленок, обсуждали, стоя вольным кругом, нечто важное. Скорее всего, игру «Спартака». Жены представителей с детскими колясками сидели в тени. А на солнцепеке в скверике тяжело дремал похмельный. Порядок. Картиночка понятная, приятная на вид.
— Пошли, — подойдя, сказал Казарян.
— Коли так, то пошли, — откликнулся Смирнов, и они отправились к казаряновскому автомобилю.