Кудыке Чудинычу вон даже новоселья отпраздновать не дали, кликнули к розмыслу, велели плыть вниз по Вытекле. Зачем — можно и не спрашивать. Зря, что ли, грамотей-то наш книгу повсюду с собой таскает греческую — насчёт кидала?.. Да из-за моря наладчика выписали — Костю[97] Багряновидного. Пару лет назад у варягов, сказывают, прицел загулял на кидале — так Костю и вызывали отлаживать…
Да что там Костя! Ещё когда лес вырубать приказали, всё стало ясно. А ежели ты совсем тупой и не смыслишь, то возьми уголёк, выведи на доске стола вселенный круг, да и разбей его нарочно на два круга поменьше. Сверху и снизу получится по широкому клину, и оба смотрят остриями в Мизгирь-озеро. Ну и смекай теперь, что в этих клиньях-то! Верхний, скажем, пустой, а вот в нижнем сплошь леса. Те самые, что сейчас вырубаются под корень и сплавляются грекам в обмен на что попало. Так и так древесине пропадать… Неминуемо быть в этих местах ещё одной Серой Сумеречи, ибо ни теплынское солнышко туда как следует не достанет, ни сволочанское…
Смекай дальше. Прокатить добросиянное от Теплынь-озера до Кудыкиных гор — это чуть меньше суток. А до речки Сволочи, ежели поднапрячься — ночи за глаза хватит. Значит, можно обойтись и одним изделием. Зачалили, прогнали по жёлобу, загрузили чурками — и на кидало…
И всё равно сомнение берёт. Перво-наперво, как солнышки-то со сволочанами делить будем? Кому чётное, кому нечётное?.. Ну, это ладно, поделим как-нибудь… А вот что без запасного работать придётся — ох, боязно… Повредишь ненароком обшивку — и, пока не починишь, сиди в темноте, зубами от холода щёлкай! Опять же с кидалом… Старое-то пристреляно, а новое-то ещё собирать да отлаживать… Промажешь разок — и будет, как с тем мёртвым городом на Сволочи… Да город — что город? Город и заново отстроить можно, и людишек нарожать, а солнышко-то не родишь и не построишь! Новое грекам заказать?.. А чем платить? За одно вон кидало несчастное добрая четверть теплынских лесов ушла!.. Да-а… Тут уже не Серой, тут Чёрной Сумеречью пахнет, ежели разок промажем! Будем потом врать да хныкать, вроде тех побирушек-беженцев, что солнышко у нас тоже само собой погорело…
Подумаешь так, подумаешь — и ажно дух займётся. Очнёшься — да и сотрёшь рукавичкой со стола, к ляду, этот свой чертёж, чтоб глаза его не видели…
— Ну вот смотри… — процедила Чернава, поворачивая так и эдак мокрый кусок олова, отлившийся в виде короткого и толстого рыбьего хвоста. — Вот это оно самое и есть, что тебя испужало…
— А то я раньше не знал!.. — буркнул Докука и содрогнулся, вспомнив бездну, пепельно-серые пенные хляби и возносящуюся плашмя огромную чёрную лопасть.
— Всё равно без отгада нельзя, — строго заметила ворожея и ещё раз внимательно оглядела отливку. — Положи по денежке на каждый угол стола, а сам ступай… Попробую отговорить…
Кудесник поднялся, кряхтя, извлёк из болтающейся на поясе зепи четыре серебряных чешуйки и, разложив, как было велено, вышел. У двери задержался, прислушался. Чернава уже вовсю бормотала:
— …на том море-окияне Теплынском стоит Буян-остров, а на том Буяне-острове стоит дуб булатный: корени булатные, сучьё булатное, вершина булатная…