— Ложь!.. — Родислав Бутыч клятвенно взметнул к низкому потолку сухие старческие длани. — Первым на Ярилину Дорогу вывел дружину теплынский князь Столпосвят! Ибо чаял тяжестью двух ратей своды обвалить, чтобы преисподняя ещё тогда надвое распалась!..

Оба замолчали, тяжело дыша. Родислав Бутыч распахнул шубу. Невмоготу уже было париться.

— И нечего мне тут на двойной день кивать… — возговорил он осипшим горлом. — За ту проруху виновных сыщем. А твои вины таковы…

Гулко стало в подвале. Розмыслы и прочие сидели недвижно — ни дать ни взять истуканы из греческого камня мрамора. Были догадливы, нутром почуяли: теперь либо петля надвое, либо шея прочь…

— Грамоту мою ты изодрал… — мёртвым голосом продолжал главный розмысл. И личико — тоже мёртвое, пергаментное. — Раскол учинил в преисподней, два участка на смуту подбил. Опричь того, лес грекам гонишь плотами за бесценок, чая отложиться и, главным розмыслом ставши, своё солнышко над теплынской землёю пущать… И за те вины надлежит тебя взять под стражу!..

Краем глаза приметил Кудыка, что рука Ухмыла скользнула за пазуху. Не иначе, за ножом. У самого-то Кудыки ножа с собою не приключилось — бывший древорез предпочитал в драке либо кол, либо кистень-звездыш. Тихо, чтобы не брякнуть невзначай цепью, потянул из голенища рогульчатое ядро…

Однако Завид Хотеныч был спокоен. Не смигнув ни разу, глядел он в глаза Родиславу Бутычу и только рот сложил по-змеиному. Словно прикидывал: голову сперва отъесть, или же с ног начать?

— Под какую стражу, розмысл? — спросил едва ли не ласково. — Али забыл, чья над нами земля? Так я напомню: теплынская. Вот будь мы по ту сторону Сволочи, тогда, конечно, взял бы ты меня… А там, глядишь, и удавил бы тишком… Но ведь наверху-то сейчас застава стоит Столпосвятова, условного знака ждёт…

После таких слов сволочане всколыхнулись и, приотворив в тревоге рты, уставились сначала на перехлёстнутый дубовыми брусьями низкий потолок, потом — на Родислава Бутыча. Не спеша с ответом, главный розмысл преисподней нахлобучил горлатную шапку, запахнул шубу и медленно поднялся из-за стола.

— Недолго ей там стоять, — скомкавши личико в натужной улыбке, молвил он со всею кротостию. — Вот исполчит князь Всеволок рать, призовёт на помощь варягов — и конец твоему Столпосвяту… Дружина-то у теплынцев — невелика, да и на ополчение надежда плохая… Греков призвать? Так ведь вряд ли помогут вам греки-то. Они уж и сами давно воевать разучились… А не станет Столпосвята — дойдёт и до тебя, розмысл, очередь… За всё ответишь, Завид Хотеныч, ох, за всё…

Долгая, холодная выпала в этом году весна. По-настоящему припекло только раз, и то в честь кончины царя-батюшки, когда солнышко дважды встать изволило. Однако царь-то ведь не каждый день помирает — опять пошла хмарь по ясну небу, понесла с собой мелкие частые дождики с буйным ветром… Теплынцам-то это ещё так-сяк, а вот сволочане — землепашцы, им сейчас сырые да студёные погоды — нож острый. Ну да сами напросились, нечего было, понимаешь, усобицу затевать да битвы на речке Сволочи устраивать!..