— Ну как книга? — спросила она.

— Как обычно в этом ебаном бизнесе вместо четвертого июля книга появилась в магазинах на десять дней позже, а официальную дату публикации отложили и вовсе на конец июля.

— Ой, какой ужас! По телефону ты мне этого не сказал, Лимонов!

— Не хотел тебя расстраивать.

— Что же ты там делал тогда? Почему не ехал раньше к соломенной вдове Наташе?! — вдруг взвизгнула она, подражая неизвестным писателю бабьим русским не то плачам, не то песням.

— Что? Какой вдове?

— Соломенной вдовой называют женщину, у которой муж жив, но уехал, пропал и много лет не появляется, — поучительно объяснила Наташка.

— Ага. Понятно. Знания, почерпнутые из библиотеки Тургенева.

На рю дез'Экуфф, выпив вина и выкурив пару сигарет с гашишем, они пошли в постель и сделали любовь, стесняясь друг друга. Отвыкли. Наташка показалась писателю большой и очень женской. Щель ее показалась ему подозрительно сочной и даже жирной. Звуки, издаваемые Наташкой в процессе любви, показались ему подозрительно глубокими и похотливыми.

«Ебалась-таки без меня!»— решил он.

После секса, лежа с ней рядом (она курила), он схватил ее рукой за холку и потряс:

— Ебалась, блядь такая!

— Ты что, Лимончиков, больно, отпусти! Я не ебалась! Не ебалась!

Однако, когда они опять сделали любовь, Наташкино тело опять показалось ему более опытным, чем до отъезда. И нагло-бабьим, выпячивающимся навстречу его хую.

После нескольких часов постельных столкновений они захотели есть. Вставая, он обнаружил, что бинт на Наташкиной щиколотке кровоточит.

— Наверное, мы задели и содрали корку? — предположила она виновато.

— Давно произошло твое столкновение с автомобилем?

— Дней десять уже.

— И до сих пор не заживает? Кровоточит… Дай я погляжу?

— Ну, Лимонов, нечего рассматривать мои раны. Я стесняюсь…

Когда он попытался развязать бинт, Наташка отдернула ногу.

— Ебаться со мной ты не стесняешься, а показать рану стесняешься. Может быть, нужно пойти к врачу.

— Ой, какой ты заботливый на хуй! — неожиданно разозлилась она. — Лучше бы раньше вернулся, чем валяться там у бассейнов в Коннектикуте… Оставил женщину одну на месяц, а теперь проявляет заботу о ее царапинах и спрашивает ее, не ебалась ли она! Если сейчас не ебалась, то в следующий раз обязательно буду! — Она встала и зло прошагала в ванную.

— Эй, какая тебя муха укусила, а? Я поинтересовался состоянием твоей ноги. Странно, когда царапина за десять дней не зажила и обильно кровоточит… А упрек в оставлении женщины на месяц глуп. Ты же не коза и не корова…

— Да, я не коза и не корова. Я уж как-нибудь сама. Не волнуйся… — пробурчала она из ванной. — Садись лучше писать новую книгу.

Проведя в постели несколько суток, они поехали в Нормандию на ферму к Генриху. Кабаре закрылось на весь август месяц. И Наташка хотела иметь каникулы Женщины, заметил писатель, вообще очень чувствительно относятся к своим каникулам и отпускам, более внимательно, чем мужчины. Наташка с таким жаром говорила о своем желании отдохнуть и уехать из Парижа, как будто и Париж ненавидела, и умрет, если не «отдохнет». Можно было подумать, что с января до августа она вкатывала на гору камни, а не пела в кабаре. Писатель, не понимающий даже этой категории — «отдых» (для него отдыхом всегда был только сон, и тем более не понимающий, почему нужно куда-то ехать, отдыхать), умирающий от желания приступить к новой книге, все-таки без жалоб поехал в Нормандию.