И вот в тот самый момент, когда до моего окна ему оставалась всего какая-то пара метров и когда я совсем уже было собралась соскочить с верхней полки и кинуться вон из купе, вагон резко дернулся и плавно покатил по рельсам.

Станция Частые Дубравы тонула в предрассветном тумане. Старинное здание вокзала уродливо выглядывало обшарпанными углами из молочной пелены, плотно окутавшей все вокруг. Чуть в стороне угадывалась неизвестно в каком столетии выстроенная колокольня, пик которой пропадал где-то далеко вверху.

Зябко поежившись от утренней промозглости, я опасливо заозиралась, пытаясь понять, в каком же направлении мне дальше двигаться. Заспанный проводник на ступеньках вагона смерил меня недобрым взглядом, отсекая всякое желание задавать ему вопросы, и выкинул правую руку с желтым флажком вверх.

Тепловоз тоненько свистнул и оставил меня в полнейшем одиночестве на чисто выметенной посадочной платформе. И тут же вязкая тишина опустилась на привокзальную площадь, если можно было так назвать заасфальтированный участок размером пятнадцать на пять метров.

Я обошла кругом здание вокзала, но никаких намеков на дорогу или тропинку, ведущую к поселку, не обнаружила. Складывалось впечатление, что эта станция существует обособленно от внешнего мира. Постояв немного в раздумье, я решительно дернула за большую деревянную ручку входной двери и через мгновенье переступила порог этого древнего строения. Внутри вокзал оказался ничуть не лучше, чем снаружи. И несмотря на то что все вокруг дышало чистотой, убогости и разрушения это скрыть не могло. Деревянные скамьи вдоль покрытых плесенью стен почти пустовали. На билетной кассе, единственной на все помещение, красовалась надпись: «Закрыто», сделанная чьей-то неаккуратной рукой. Выщербленная плитка пола, казалось, крошится прямо под моими ногами.

Из всех посетителей, кроме меня, здесь находилась ветхая старушка с большой плетеной корзинкой, наполненной доверху крупными куриными яйцами, да мужчина, свернувшийся клубком возле дальней стены у окна.

— Бабуля, — как можно приветливее улыбнулась я старой женщине. — Вы не подскажете, как пройти к поселку?

— Чего, милая? — Бабка приложила ладонь к уху и вся подалась вперед.

— Как пройти к поселку? — прокричала я ей в самое ухо, согнувшись почти вдвое.

— А-а-а, так нету сейчас дороги-то, — прошамкала она беззубым ртом. — Размыло ее, дорогу-то.

— — А как же вы сюда попали?

— А я с вечеру до дождя и поспела, а в дождь — все, не пройдешь, по пупок провалишься.

Перспектива провалиться в холодную грязную воду, да еще по самый пупок, меня, конечно же, не устраивала, поэтому я уселась рядом с бабушкой на скамейку и принялась ее дотошно расспрашивать об окольных путях. Такие, конечно же, существовали, но, по ее словам, нормальный человек туда и не сунется.

Одна дорога делала крюк в пять километров, и мне надлежало бы тогда выходить на соседней станции, а не здесь. А вторая шла через болото. Нет, там не было опасных мест в виде замаскированных лишаем трясин, поджидающих незадачливых путников. Там пролегала хорошо протоптанная широкая тропинка, которая не исчезала неожиданно за очередной кочкой, а вела, не сворачивая, прямо к поселку. Но идти там опасно…