Люба в пылу разговора выпалила эти слова, а уже потом почувствовала, как внутри у нее все похолодело. Не может со старшим братом ничего случиться! Она подумала так, будто заклинание произнесла. Старший брат. Он хоть и не любил с нею играть в детстве, а все равно всегда защищал, если она падала, поднимал и дул на разбитые коленки, заглядывая в лицо.
– Уже не болит? Не болит?
Гришка нехотя отвел взгляд.
– Нет. А если честно, мы не знаем.
Вчера… Да, вчера была ярмарка – Люба тут в глуши совсем со счета сбилась, сколько дней прошло.
– Да говори же, не молчи!
Но Гришка продолжал молча укладывать узел с вещами сестры и даже что-то объяснял тетке. Неправду. Вроде, отец куда-то уезжает, а мать одна дома не справляется.
– А Сема? – продолжала допытываться тетка.
– Сема уехал в Екатеринодар. Учиться на урядника…
Откуда он это взял, про урядника? И такой вид на себя напустил, будто ему не девятый год, а двадцатый! Как отец отпустил такого маленького в такую даль? Что он понимает? Сидит вон, поводья в руке держит, важный такой, с Любой разговаривает, едва поворачивая голову.
Тетка Галя охала-ахала, помогая Любе собираться.
– Только приихала, та вже назад? И не погостювала!
– Мама просила Любу привести, – повторял Гришка.
– Ой, а я ж тильки картошку начала копать! – стала причитать тетка, и было непонятно, при чем здесь картошка. – Передайте братику, что прииду, як смогу. Може, помощь нужна…
– Понадеемся, что все и обойдется, – сказала Люба, расцеловываясь с теткой и принимая у нее на дорогу узелок с едой.
Пообещала в другой раз приехать надолго, хотя при этом мысленно сплюнула через плечо: не приведи, Господь! Не нравилось ей жить в этой Теснине. Одиноко, холодно и сыро. Или, может, так показалось ей, потому что была далеко от дома?
Только уже в дороге, успокоившись, Люба смогла спокойно расспросить брата о том, что же все-таки случилось дома.
Глава десятая
– А что отец делает?
– Что-что! – сердито отозвался братец. – На его плечи все свалилось. Мать лежит. Семка куда-то пропал. Меня с бахчи забрал, сказал, езжай за Любой, мне одному не сдюжить!
При этом в разговоре брата девушка услышала нотки его крестного Петра, который вечно рассказывает казачатам, как было раньше, и какие бравые прежде были казаки. Теперь Гришка так же, как он, говорит: не бахча, а бакша. И вообще считает, что он хоть и младше Любы, а все равно ее важней… Когда в доме нет старших мужчин, – говорит Петр, – всем хозяйством должны заправлять младшие. Казачата.
Конечно, хлопчик недоволен: работать на поле, это тебе не бахчу охранять, слушая россказни Петра. Люба и сама не знала, почему вдруг на Петра ополчилась. Он ведь доброе дело делает, казачат приучает в седле сидеть… Да что там, не просто сидеть, и джигитовать, да «рубить лозу» деревянными шашками, и много чего другого, и даже петь – известно, Петр – знатный кобзарь. А уж песен знает столько, что, кажется, больше и не бывает… И своих питомцев учит. Это, конечно, хорошо – песня, но есть в его учебе что-то, с чем Люба не согласна. Ее, правда, о том никто не спрашивает, а жаль. Она могла бы сказать, что об этой учебе думает.