На собрании – человек сто, вместе с сочувствующими, мне пришлось рассказать свою биографию. Что ж, извольте, родился, учился, воевал, работал в газете, был приглашен на службу в Чрезвычайную комиссию.
– У кого есть вопросы к товарищу Аксенову? – спросила председатель собрания, она же руководитель партийной организации, Агриппина Кравченко.
Агриппина Петровна чем-то напоминала моего редактора, которую я до сих пор не могу забыть. И биографии у них были схожи, и возраст. Кравченко, хотя и не из знатной семьи, но ее отец был известным частнопрактикующим врачом, а сама она заканчивала Высшие медицинские курсы. В Череповце же оказалась не по своей воле – выслана под надзор полиции в 1912 году, но так и осталась. Работала врачом в земской больнице, а в сентябре семнадцатого именно она стала организатором первой ячейки большевиков.
– Есть у меня вопрос к товарищу Аксенову, – поднялся со своего места долговязый пожилой дядька из числа сочувствующих.
Его я не знал, да и где мне было знать всех в городе?
– Вот, хотелось бы спросить у товарища Аксенова, почему он задирает нос?
– Что значит, задирает нос? – удивилась Кравченко. – Поясните, товарищ Петухов.
Товарищ Петухов? Тетушка говорила, что у меня есть такие родственники в деревне Аксеново, в честь которой, наверное, я и получил свою фамилию. Ладно, что я не родился в деревне Миндюкино, по соседству.
– Поясняю, – покладисто кивнул Петухов. – Вовка Аксенов, извините, товарищ Аксенов, мой земляк и родственник. Но сколько раз я его в городе видел, ни разу не поздоровался. А ведь он первым со мной здороваться должен, потому как я его старше буду и сопливым пацаном его помню.
По залу прокатились смешки – нашел, о чем спрашивать. Но, коли вопрос задан, нужно отвечать. Я встал, приложил руки к груди. Потом, поделив зал взглядом на четыре части, задерживая внимание на каждой, виновато улыбнулся:
– Понимаю, что мое поведение может показаться невежливым, только, дорогие мои товарищи, не забывайте, где я работаю. У нас ведь всякое может быть, – сделал я многозначительную паузу, успев улыбнуться каждому из присутствующих, так что все сразу поняли, о чем идет речь. – Ну, простите, дорогие земляки, что так себя по-свински веду. А что делать? Может так случиться, что пока я с земляками здороваюсь, какая-нибудь вражина сбежать успеет, а?
По залу пронесся легкий гул.
– Может.
– Конечно может…
– Если чекист с земляками станет здоровкаться, так когда и врагов ловить?
И, само-собой, что я единогласно стал членом ВКП (б).
Второе событие было грустнее.
Второго августа пал Архангельск. Подспудно все ждали этого – не зря же в Белом море болтается английская эскадра, да и дипломатический корпус, в котором представлены едва ли не все страны Антанты, околачивавшийся в заштатной Вологде с марта, в конце июля вдруг резко перебазировался в Архангельск. На мысли, знаете ли, наводило.
Вначале до нас дошли только сплетни и слухи. На базаре вдруг стали болтать о несметном воинстве, приплывшем в Архангельск из-за моря, а на самом большом корабле был государь-император. Мол, новости о расстреле императора, напечатанные в центральных газетах и перепечатанное местными, включая наши «Известия», все брехня. Не скажу, что население губернии сильно горевало о смерти миропомазанника, но разговоры, что при царе было и хлеба вдоволь, и сахара сколько хошь, и водки – хошь залейся, ходили. А кто спорит? Даже в семнадцатом году жили гораздо лучше, чем в восемнадцатом, но как доказать городскому обывателю, что главные хлебные области отрезаны, а Череповецкая губерния, издавна сидевшая без хлеба, должна кормить не только себя, но и страну?