Искали, искали и так и не нашли.

Приключение, если это можно назвать большим приключением, обернулось большой бедой и невосполнимой утратой.

И вот сейчас это чувство, которое не описать словами… ожидание, томление, почти уверенность… Почему оно возникло вновь, здесь, сейчас?

Нет, не здесь и не сейчас. А той ночью на шоссе у расстрелянных машин.

Он, Мещерский, подошел к металлическому ящику, увидел, что он вскрыт, и…

Погребальный саркофаг… продвинутый, с электронным замком, современного дизайна, но по сути своей погребальный саркофаг…

Хотя почему погребальный?

Если что-то вышло, выбралось оттуда… как всего лишь на мгновение ему представилось, показалось… то где же оно? Не мертвое, какой, к черту, там саркофаг, контейнер, металлический бокс, клетка…

Кто-то устроил всю эту стрельбу и взрывы, прикончил людей с тем, чтобы завладеть контейнером. Открыл электронный замок, а потом что-то пошло не так, и то, что там было… сидело… ждало своего часа, вырвалось, освободилось.

Возможно, убило того, кто открыл электронный замок и сунул свой любопытный нос туда, куда совать не следовало.

Никогда.

Никому.

Иначе – смерть.

Мещерский потер лицо рукой, допил кофе. А потом вспомнил детский фильм Спилберга: «8 мм» или как там его, где школьники сняли на пленку кинокамеры освободившегося из железнодорожного контейнера космического паука.

Мещерский усмехнулся – вот так и плодятся мифы. И в старину так же было. Все точно так же. Плод гнева Эрлика, вышедший на охоту после лютой голодной зимы…

Не что иное, как отголоски очень древнего запретного каннибализма, о котором алтайские таежные сказки даже боятся упоминать.

Но не случалось в тайге много, много, много веков тому назад?

И с этим железным ящиком на шоссе то же самое. Не надо сочинять новый миф о том, как однажды ночью…

Звонок мобильного.

Мещерский едва нашел телефон в хаосе холостяцкой кухни.

– Слушаю.

– Сереженька, ты проснулся? Что делаешь?

Катя… ах, Катя…

Голосок елейный такой, значит, что-то нужно, и весьма срочно.

– Я хотел в офис съездить, там бумаг накопилось.

– Сереженька, у меня дело неотложное, – Катя явно волновалась. – Мы сейчас с Федором Матвеевичем…

– С кем?

– С полковником Гущиным смотрели пленки с видеокамер. Или я что-то путаю, или я его узнала.

– Кого? – не понял Мещерский.

– Помнишь старое дело об убийствах в усадьбе Фонда русского зарубежья, там еще твои родственники дальние фигурантами проходили, потомки эмигрантов? Ну, клад они еще искали в своем бывшем поместье?

– Катя, я что-то… а, помню, конечно, но сколько времени прошло уже.

– Вот и я о том же! – воскликнула Катя. – Я его узнала на пленке видеокамеры аэродрома, только я могу ошибаться. Давай немедленно сюда, приезжай в главк, слушать ничего не хочу – ты нам нужен. Ты рассудишь, ошиблась я или нет.

Эпопея со слежкой за спецагентом закончилась в тот момент, когда Август Долгов вышел из прозекторской, провозглашая: «Я здесь закончил, с остальным патологоанатомы разберутся сами».

Катя помнила дорогу в Москву смутно, Долгов высадил их с Евой Ершовой на Садовом кольце возле станции метро «Парк Культуры». Объявил, что на следующий день в главке на Никитском не появится: «Надо проверить документы фирмы о разрешении полета из «Райков», ваш шеф Гущин обещал мне переслать».