Бэрил побледнела еще сильнее, принявшись кусать губу.

Нина посмотрела на нее и добавила:

– Поэтому не смейте предпринимать ничего такого, что нанесло бы ущерб здоровью и жизни сэра Генри. Вы немедленно извлечете его из клиники, где его держат по вашему приказанию. Слышите, немедленно! Иначе вынуждена от имени мистера Холмса поставить вас в известность, что он до конца месяца реализует один из только что упомянутых мной вариантов.

На красивом, передергиваемом конвульсиями лице Бэрил отразилась внутренняя борьба, и она сказала:

– Хорошо. Генри выйдет на свободу…

Нина добавила:

– Выйдет на свободу, а вы подадите на развод!

– Нет! – воскликнула миссис Баскервиль.

А Нина жестко заявила:

– Да! Вы разведетесь с ним и уедете к себе в Коста-Рику или куда угодно как можно дальше от Англии. И навсегда, поняли, навсегда забудете имя Баскервиль. Мистер Холмс будет держать вас в поле зрения, это я могу вам гарантировать…

Бэрил, играя роль леди, поднялась и надменно сказала:

– Хорошо, пусть будет так. Но у меня имеется сын, наследник родового титула и миллионов Баскервилей…

Нина усмехнулась:

– А это точно сын сэра Генри, а не вашего Джеймса? А что, если сэр Генри задастся этим вопросом?

Бэрил в ярости нажала на кнопку электрического звонка, причем с дюжину раз, монументальная дверь распахнулась, и появился встревоженный Бэрримор.

– Бэрримор, готовьтесь к приезду сэра Генри, он на днях вернется. Я же совершу крайне долгое путешествие за границу, начните немедленно собирать мои вещи!

Тот, как и подобает дворецкому из хорошего дома, не задавая ни единого вопроса, с непроницаемым лицом почтительно поклонился:

– Как будет вашей милости угодно. Пришла очередная телеграмма от мистера Десмонда, он просит вас принять его, так как ему нужны деньги на реставрацию церкви в приходе в Уэстморленде, где он служит…

Бэрил истерично закричала:

– Бэрримор, выбросьте эту телеграмму, не хочу ничего слышать о нищих родственниках моего мужа, которые испрашивают у меня подаяния! Мне надоело, я устала, я уезжаю!

Нина, не прощаясь, вышла прочь. Что же, похоже, она спасла еще одну жизнь – жизнь сэра Генри Баскервиля, который, не вмешайся она, стал бы жертвой коварства своей алчной жены.

Но к пониманию того, где же прячется доктор Шеппард, это ее ничуть не приблизило. Одно понятно: не в Баскервиль-холле.

Усевшись в повозку и заметив, что уже вечереет, Нина спросила:

– А где у вас имеется если не гостиница, то хотя бы пансион или постоялый двор, Перкинс?

Возница, трогаясь, ответил:

– В Кумби-Треси, мисс, это к югу отсюда, милях в семи. Там деревня побольше, чем Гримпен-Грин, имеется небольшой пансион «Золотой клюв».

«Золотой клюв»? Прямо как аптека Захарии Осборна в Кингз-Эббот! Если это не знак, то разрази ее гром!

– Везите меня немедленно в Кумби-Треси, в пансион «Золотой клюв»! – велела Нина, ничего не понимающая, но абсолютно уверенная, что на месте разберется.

И снова повозка покатилась по красивым, но таким заунывным местам, и Нина, не слушая болтовню Перкинса, думала о том, что ей стало известно из более чем странного разговора с хозяйкой Баскервиль-холла.