Неожиданно он вздрогнул и оборвал движение. На порезанном пальце выступила кровь. И в этом для него тоже было что-то завораживающее. Глядя на кровоточащий порез, Чикатило медленно поднес ко рту палец и слизнул кровь, ощущая дурманящий солоноватый привкус. Лицо мужчины исказилось в неприятной гримасе…
В комнате было темно, только в окно светила полная луна. На тахте у окна спал Юрка. Чикатило приоткрыл дверь в комнату сына, неслышно ступая, медленно прошел к тахте. В свете луны гримаса, застывшая на его лице, сделалась совершенно жуткой. Если бы сын проснулся и увидел отца в таком состоянии, он закричал бы от ужаса. Но Юрка спал крепко.
Чикатило остановился у кровати сына. Некоторое время он смотрел на спящего, затем протянул руку, но тут в прихожей негромко щелкнул замок, тихонько хлопнула входная дверь. Чикатило выдохнул, поправил сползшее одеяло и вышел из комнаты.
В прихожей разувалась Фаина.
– Ты где до сих пор? – с беспокойством спросил Чикатило, заботливо принимая у жены пальто.
– У Верки. Заболтались совсем.
– О чем так долго можно с Веркой говорить? – удивился мужчина. Верка была бабой недалекой и скучной.
– Да об убийствах этих. Она говорит, поймали их.
– Да шо она знает, Верка твоя, – сердито буркнул Чикатило, вешая пальто на плечики, и повернулся к жене: – Чаю будешь?
Фаина кивнула. Вместе они прошли на кухню. У Чикатило все уже было готово: чай заварен, чайник вскипячен. Он поставил на стол вазочку с вареньем, чашки, принялся разливать чай.
– Знает, – продолжала между тем Фаина. – У нее подружка, а у той человек в органах работает. Его сослуживец аккурат с этим делом связан. Так он говорит, там целая банда. Троих уже поймали. И все сознались.
– Да ерунда, – отмахнулся Чикатило, садясь к столу напротив жены. – Кто в таком сознается?
– Сознались, – уверенно сказала Фаина.
– А вдруг мильтоны ошиблись? – предположил мужчина.
– Да что гадать? Если тех поймали, так убивать больше не будут.
– Ну, дай-то бог, – задумчиво протянул он, помешивая сахар мельхиоровой ложечкой.
Была глубокая ночь, когда в дверь номера постучали. Витвицкий сидел за столом, склонившись над монографией. Рядом лежал блокнот, в который он время от времени заносил какие-то пометки.
Стук заставил Виталия Иннокентьевича отстраниться от монографии и блокнота. Он устало потер глаза и удивленно посмотрел на дверь. Кого бы это могло принести, тем более в такое время?
В дверь снова постучали: тихо, деликатно, но требовательно. Витвицкий поднялся из-за стола, открыл. На пороге стоял Горюнов.
– Олег Николаевич?.. – удивился капитан.
– Не спишь? Зайду? – дежурно спросил Горюнов.
– Я… Да, конечно… – Витвицкий отстранился, пропуская майора.
Тот по-хозяйски шагнул в номер, окинул комнату изучающим взглядом. Кровать Витвицкого, несмотря на поздний час, была аккуратно застелена, в номере не было видно ни разбросанных вещей, ни газеты на прикроватной тумбе, ни пепельницы с окурками, ни стакана с недопитым чаем – вообще ни одной детали, намекающей на то, что здесь кто-то живет. Разве что открытая форточка да оставленные на столе книги с блокнотом, а больше никаких следов человеческого присутствия.