Видишь, Старшова, что ты наделала со мной? Я читать разучился.

Может, я идиот вовсе? Чего я испугался? Струсил?

Похоже, что да.

Люблю ли я Старшову?

Чёрт, сердце тут же в ответ кричит, что да. Значит, люблю.

Тогда какого лешего я её сам выгнал?

Ну говорю же — идиот.

И что теперь? Вот я прозрел. Фигово без неё, даже одной ночи не пережил сам, как размазня готов побежать за ней обратно и привезти сюда. А впрочем, чего это размазня?

Вот почему зачастую любовь, чувства, способность признать ошибки и послать куда подальше гордость ради той, что нужна как воздух или вода, порицается и считается слабостью? Если я люблю, значит, я слаб или, наоборот, силён как никогда? Ведь вдвоём мы однозначно — сила. Это поодиночке мы все слабы. Разве это стыдно — сказать «люблю»?

Нет. Это смело, это сильно.

Почему я не сказал? Потому что сам себе не готов был признаться в том, что делаю то, от чего я зарёкся после развода с Даной — снова любить.

Я люблю всегда сильно. Весь люблю. Доверяю, всё готов сделать для нашего счастья, чтобы нам было комфортно вместе. Обычно таким, как я, плюют в ту самую душу, которую открыли, такие стервы, как Дана.

Понимаю, что не все женщины одинаковые. И Хитоми мне это доказала. Она другая, я точно знаю, что она бы не променяла своего мужа ни на кого другого. Понятия не имею, откуда такая уверенность, но против воли я стал ей доверять, пусть поначалу и относился предвзято, как и ко всем остальным красивым девушкам. Я был уверен, что моё сердце теперь уже никто никогда не разбудит.

Как же я ошибался… Самоуверенный болван! Просто я ещё не знал Старшову. Смешную девчонку, умную, нежную, страстную… Можно перечислять до утра. А потом взял и просто выгнал её. Просто выгнал.

Нет, ну как выгнал — я просто больше не могу делать вид, что она мне безразлична, мне стало тяжело быть рядом, я стал привязываться. Ну и испугался повторения истории с бывшей женой. Когда была история с Колином, чуть с ума не сошёл, увидев, как он её лапал. Думал, убью его просто — у него прямо мания на моих женщин, именно на моих! И какое же было облегчение, когда Старшова сказала, что он ей вовсе не нужен, и это было видно по лицу, когда мой братец пытался её обнимать.

А вот со мной ей было приятно. Точно знаю. Только вовсе не уверен, что она прониклась ко мне так же, как я. Она не простит мне принуждения к браку в начале. Я сам бы не простил себя за это. Но тогда я ещё не знал, что фальшивая жена станет для меня нужной по-настоящему.

Нет, ну так сидеть на попе ровно тоже не дело. Раз уж она так мне нужна, нужно всё же поговорить. Я же не трус. Ну и пусть скажет, что ненавидит меня, не прощает, посылает в дальние края, отлучает от церкви… Зато я буду знать, что не слабак, и я попробовал.

Решено. Завтра же увезу её с работы и всё скажу. Пусть сама решает, что теперь ей со мной делать. Нам ведь было хорошо вместе. Она меня любит. Может быть…

Утром после бессонной ночи ушло много времени, чтобы привести себя в божеский вид. Полночи слова всё подбирал и думал, думал, думал…

В офис приехал ровно в девять, чему удивились сотрудники, которые привыкли к тому, что я всегда на работе заранее. Сегодня мне не до работы, ни на чем не смогу сосредоточиться. День будет непростым, всё придётся перепроверять за самим собой.