В отличие от рыб гризли оказались на месте, причем в большом количестве. Мы насчитали шестьдесят четыре взрослых медведя и девять медвежат, это на три особи меньше, чем в прошлом году. Они спустились с гор, с сумрачных лесистых склонов, прошли сотню километров, и все ради грандиозного пиршества, которое должно продлиться четыре недели. В это время года медведи обязательно должны удвоить свой вес, если хотят пережить семь месяцев зимней спячки. Поглощать жир, кожу и мозги как минимум восьми крупных лососей в день – для них абсолютная необходимость. Наесться во что бы то ни стало.

Прямо перед нами расхаживают матери со своими малышами и два старых пройдохи с ловкими лапами, вроде Джоша или Рейнольда, которые бродят по южным просторам Аляски почти столько же времени, сколько мы сами.

А еще есть Банн.

Банн – самый крупный гризли, какого мы только видели. Бесспорный владыка этих мест. Он весит полных пятьсот килограммов. Вся морда у него в шрамах, правое ухо разодрано пополам – след свирепого укуса противника, которого он в конце концов сразил. Когда он становится на задние лапы, то способен ободрать кору с деревьев на высоте трех с половиной метров. Если вы идете по лесу и обнаруживаете эти впечатляющие отметины так высоко на стволах, то знайте: вы на его территории. А если вы на его территории, то вы покойник. Многие гризли поплатились за свою невнимательность или излишнюю горячность.

Банн нас не любит и никогда не любил. Это видно по его маленьким круглым глазкам, пронзающим нас насквозь, по походке борца сумо, когда он приближается к электрическим ограждениям наших палаток, расположенных посреди луга. Мы всегда становимся на колени и опускаем головы, когда он приходит к нам. Посмотреть гризли в глаза означает бросить ему вызов.

После третьей ночи без лососей я поворачиваюсь к Габриэль, и она понимает, что я хочу сказать что-то важное. Она неподвижно лежит рядом со мной. Длинные седые волосы падают ей на лицо, частично скрывая черты, загрубевшие за долгие годы, проведенные среди медведей. Большой шрам пересекает ее левую щеку от лба до подбородка, но сейчас я его не вижу. Мы оба зарылись в свои спальники. Зима мало-помалу возвращается. На горизонте горы под звездами совсем побелели.

– Наверно, нам лучше уехать, – говорю я. – После того, что произошло сегодня…

Нас обволакивает тишина. Слышно только дыхание ветра, скользящего по полотнищу палатки, и приглушенный шум электрогенератора снаружи. Этим утром Каро, самка, полностью подчиненная Банну, убила медвежонка и серьезно ранила его мать. Она утащила маленькое тельце к подножию скалы, возвышающейся на южной стороне бухты. Наверно, она его сожрала.

Впервые за двадцать пять лет я высказываю предложение уехать раньше, чем закончится срок нашего пребывания. Мы здесь с мая и собирались свернуть лагерь через три недели, в конце сентября.

– Я хочу остаться, – отвечает Габриэль после долгого размышления. – Если что-то случится, мы должны быть здесь. Все заснять, чтобы показать людям. Если этого не сделаем мы, то кто?