Его необычный собеседник слушал, низко опустив голову и, видимо, болезненно переживая каждое слово.

— Тут вы увидели Мартена и бросили ему в лицо, что он старый развратник. Это была правда, но она никак не относилась к делу. Потом вы сели на пол и бормотали со слезами, что вы не хотели, что вас нарочно довели до этого, что это было какое-то затмение, наущение дьявола, что вы недостойны жить… и так далее. Так вот, Оливер, поверьте мне: причиной всему этому не просто наущение дьявола или ваше моральное несовершенство, а совершенно конкретная болезнь, которую нужно лечить. Записи о ходе вашей болезни, — Змейк на ходу раскрыл записную книжку, — также малоутешительны. «Размышление об адских муках рождает у него лихорадку, когда он весь покрывается потом, его трясет, он чувствует, как холодеют его члены и не может встать. Наяву он видит пылающий крест, который наводит на него такой ужас, что он теряет сознание. Причиной долгих и мучительных припадков бывает у него раскаяние оттого, что он в молодости играл в карты. Ведет свою речь бессвязно, поминутно ссылаясь на апостолов». И так далее. Все это вместе безошибочно указывает на диагноз…

На какой диагноз это указывает, первокурсники так и не услышали, поскольку Змейк с Кромвелем завернули за угол, и их голоса по законам акустики исказились и рассеялись. Впрочем, Гвидион и так мог сказать, что эти симптомы указывают даже не на тяжелейший невроз, а, скорее всего, на одну из форм психопатии — параноидную.

Хотя движение в подземелье затихло, первокурсники все еще оставались за бочками. Гвидион медленно сполз по стенке до положения сидя на корточках и молчал.

— Выходит, Змейк здесь действительно есть, — сказал Ллевелис. — И, ты извини… но по-моему, он очень целеустремленно пропихивается к должности первого лейб-медика. А чем его место второго-то не устраивает?..

Гвидион только и сказал:

— Ну, ты же — не он.

— Брось. Правы старшие преподаватели. Старый ворон мимо не каркнет. Змейк — правая рука Кромвеля, да, по-моему, и левая, — продолжал Ллевелис. — Ладно. Нас не за этим вообще сюда послали, — буркнул он.

— А зачем? — тупо спросил Гвидион.

— За другим чем-то… дай соображу. Мы должны что-то такое… другое сделать. А! Определить сегодняшнюю дату. Пошли на заседание этого парламента, — там наверняка объявляют, от какого числа слушание. Объявят — и молотком таким деревянным — хрясь!.. Да пошли же! — и он чуть не за руку потащил Гвидиона за собой вдоль бочек параллельно движению Кромвеля и Змейка. Оказалось, что через каждые двадцать ярдов те останавливаются, и между ними происходит новый взрыв истеричной беседы.

— Бочки вот эти вот, вдоль которых мы ползем, если ты обратил внимание, — пороховые, — вскользь заметил Ллевелис.

— Любая болезнь — это Божье благословение, — утверждал Кромвель, — и я с полной уверенностью заявляю, что во время моих приступов меня посещает Господь, являя мне силу Отца своего! Вот только, боюсь, я слишком впечатлился этой историей с Кэмпбеллом, — его уверенность внезапно сменилась тихим тоном обреченного, — и уж конечно, ночью меня будут мучить призраки.