— Интересно, почему это все, кто слагает стихи о мэйхуа, не могут избежать пошлости, едва лишь возьмутся за кисть? — бесцеремонно заметил Ху.

Сюань-цзан возмутился, но передумал цитировать стихи о мэйхуа.

— Это справедливо и в отношении Лу Ю, — повторил он, — который сложил некогда по случаю такие строки:

Тут слушающих его студентов удивительным образом осенила одна и та же мысль — ясная, как капля дождя в листве утуна, и прозрачная, как небо в Чэньюане: стоит ли, в самом деле, распространяться о вещах самоочевидных?..

На этом и закончился спецкурс по творчеству Лу Ю в школе в Кармартене.

Обдумав хорошенько все происшедшее за последний учебный год, Мерлин поднялся на башню Парадоксов, оглядел окрестности и сказал энглин:

— Женитесь, женитесь, дорогой учитель, — беспечно отозвался Ллевелис.

— Что-то мне не нравится ваш тон, — буркнул Мерлин. — Вы на что-то намекаете?

— Да нет, — заверил его Ллевелис. — А вдруг она захочет почистить вашу старую шляпу?

— Как… почистить? — оторопел Мерлин.

— Обыкновенно. Платяной щеткой.

— Ну и что ж такого? Ну и пускай себе почис… э-э… нет. Это уж… нет. Вот вы всегда, Ллевелис, рисуете такие какие-то ситуации… крайние, — досадливо поморщился Мерлин и стал быстро спускаться с башни. На третьей ступеньке сверху он обернулся и крикнул: — Будет еще всякий молокосос меня учить!

На шестой ступеньке он опять обернулся и спросил:

— А что, вы думаете, она действительно эдак вот может? Взять и..?

Ллевелис решил, что больше препираться с Мерлином он не будет, отвернулся и окинул взглядом школьные башни, городские шпили и поспешно утекавшую вдаль реку Аск.