— Это смешно, милорд: ну да, сейчас он жив, но сколько, по-вашему, он протянет, в его состоянии? Две, три минуты?..

— Да, в ваших руках он действительно протянет примерно столько, сколько вы говорите. Я даже не дам ему и двух минут, — с неописуемым злорадством сказал другой медик.

Последовала быстрая и непонятная медицинская латынь, с обеих сторон прозвучавшая довольно резко.

— Нам нужно заключение о смерти, — умоляюще прервал палач.

— Ну что ж, я очень рад. У вас есть доктор Гленворт, он все подпишет. И заключение о смерти живого пациента, и отчет о состоянии здоровья трупа. А я с вашего позволения удалюсь, — и быстрые шаги направились к приоткрытой двери.

— Я не позволю бросать мне такие обвинения! — вскипел Гленворт. — Можно подумать, что вы способны продлить это номинальное состояние жизни!..

— Это вы продлеваете номинальное состояние жизни, — с сарказмом возразил другой врач. — Я же, говоря о жизни, обычно подразумеваю полную репрезентацию всех жизненных функций.

— То есть он у вас сейчас станет ходить, разговаривать?.. — Гленворт сказал это настолько язвительно, что Гвидион и Ллевелис переглянулись в темноте за бочонками, пытаясь отогнать мысль о том, как же должен выглядеть предмет спора.

— Именно, — хладнокровно сказал второй врач.

— Ну это уже, знаете, слишком!..

— Отчего же слишком? — перебил всех долго молчавший тихий голос. — Пусть наш новый лекарь продемонстрирует, о чем он говорит. Лично мне тоже кажется, что этот человек мертв, но я рад буду ошибиться. В конце концов, может быть, Богу не угодно, чтобы этот заключенный умер!..

— Если я преуспею, смогу я рассчитывать на должность вашего личного врача? — с холодным интересом спросил второй медик.

— Тогда мы рассмотрим этот вопрос.

— Если вы преуспеете, я сам откажусь от должности в вашу пользу, — хмыкнул личный врач. — Передам вам всю свою лондонскую практику… и выдам за вас свою дочь впридачу.

— Последние две вещи излишни, — после некоторого обдумывания сказал второй медик. — Принесите мне, пожалуйста, магнезию, беладонну, три унции марганца, мои инструменты, пятипроцентный раствор шеффилдской соли, пчелиный воск, лахезис, травяные экстракты из левого ящика бюро и коробочку из-под мыльного корня, там же.

По коридору прошел слуга. Он бормотал вслух, повторяя весь список, чтобы не забыть.

— Это смехотворно, — говорил тем временем за дверью доктор Гленворт. — Что это за средства? О доброй половине из них я впервые слышу. Что это за шарлатанство?

— Если все, о чем вы не слышали, считать шарлатанством, доктор Гленворт, то девять десятых человечества должны сидеть за мошенничество.

— Мы никогда не вылезем из-за этих бочек, потому что они все время будут ходить туда-сюда, — прошептал Ллевелис. Действительно, по коридору засновали слуги, выполняя новые распоряжения:

— Киноварь не нужно. Виола одората и арсеникум не в той концентрации. Это вообще унесите. Бриония, гидроциан, эквизетум, тринадцатипроцентный раствор. Отойдите, милорд.

— Представляю себе, как вы заинтересованы в моей должности, если готовы кривляться и разыгрывать тут перед нами чудо святого Антония, хотя исход заранее известен!