Перед тем как предложить свою версию расшифровки записей Кроухерста, мы должны предупредить читателя. Ранние философские заметки моряка, несмотря на их трудность и туманность, поддаются логическому осмыслению и интерпретации. Но к описываемому моменту он уже настолько сильно погрузился в глубины безумия, что выражался на языке, который понимал только он один, поэтому смысл его фраз можно вывести лишь умозрительно, при помощи догадок и предположений. Наше толкование его «завещания» теперь должно больше основываться на впечатлениях, а не на конкретной информации и фактах.

Ранние записи Кроухерста представляют собой типичный пример классической паранойи, психического расстройства, при котором бредовые идеи складываются в сложную, запутанную систему. Несмотря на то что такие идеи основываются на ошибочных предположениях, структура мыслей параноика имеет четкую внутреннюю логику и связность. В то же время личность пациента остается в большей или меньшей степени нетронутой болезнью. В большинстве случаев бредовые идеи приводят к развитию мании преследования, но, как в случае с Кроухерстом, параноик может также страдать манией величия, воображая себя великим математиком или философом, или же вторым мессией. Пациент также может, если его убедить в том, совершать и разумные действия, как поступал Кроухерст при передаче радиосообщений.

Однако для бредовых состояний нехарактерно оставаться на одном уровне. Личность больного со временем претерпевает все бо́льшую дезорганизацию, а мышление странным образом разупорядочивается. Письменная речь параноика уже не несет в себе послания, не содержит смысла: идеи связываются нелогично, различные темы проникают друг в друга, а абстрактные термины приобретают какое-либо особенное, конкретное значение. Все это в сочетании с бредом является симптомами параноидальной шизофрении, и поздние философские записи Кроухерста показывают возрастающую тенденцию в данном направлении.

Последнее завещание Кроухерста чрезвычайно сложно из-за бесконтрольного использования различных уровней смыслов, выраженных на собственном, символичном языке яхтсмена. Находясь в плену бредовых идей, Кроухерст более чем когда-либо поражал умением острить. Он говорил как будто от лица трех людей одновременно. Прежде всего он выступал как критик и правщик самого себя, словно был часовым механизмом; во-вторых, он был мореходом, устанавливающим свое «фактическое положение», отклонение от курса ввиду неправильных показаний времени и астрономических замеров; в-третьих, он видел себя шахматистом, ведущим партию против Бога и находящимся в таком безнадежном положении, что был вынужден капитулировать. Все три концепции были неразрывно связаны друг с другом.

Но находясь во власти шизофренического умопомрачения, Кроухерст не просто играл в остроумную игру слов, сконцентрированную вокруг его бредовых идей. Это занятие было для него нечто большее. Он выказывал желание рассказать все начистоту, выражал заинтересованность донести правду до людей. После того как он закончил свое завещание, яхтсмен решил умереть. Никто не может описать точные обстоятельства его смерти по той простой причине, что рядом с ним в тот момент никого не было. При реконструкции событий мы основывались на подробном изучении судовых журналов и наличии (или отсутствии) определенных важных объектов на борту «Teignmouth Electron». Некоторые описательные сцены обоснованы в меньшей степени, чем другие, но что касается центрального тезиса, насчет него у нас нет никаких сомнений. Тот факт, что Кроухерст решил свести счеты с жизнью, необычайно основательно подкрепляется доказательствами, содержащимися в его записях, и прочими уликами, которые нам удалось обнаружить.