Дональд Кроухерст потерял всякое представление о времени. Что бы он ни делал, чем бы ни занимался – спал ли, корпел ли над заметками или обдумывал свои дальнейшие намерения, – он совершенно не имел понятия о том, что происходило вокруг него. Он давно перестал заводить как наручные часы, так и хронометр Гамильтона, и оба прибора вскоре остановились. Он с трудом мог вспомнить, какой сегодня день недели. В какой-то момент яхтсмен очнулся и принялся старательно возобновлять утерянные связи с реальностью. Открыв Журнал № 2, он проверил дату последней записи, сосчитал в уме прошедшие дни и ночи, а потом написал на первой из трех оставшихся пустых страниц прямо перед уличающей его подлог записью о путешествии вдоль побережья Южной Америки:

Он по-прежнему не имел представления, который сейчас час. На улице было светло как днем, но, выйдя на палубу, моряк тотчас же увидел полную луну, висящую низко над горизонтом. В навигационных альманахах имелись специальные таблицы, где можно было посмотреть час захода Луны. Он вернулся в каюту и вычислил, что сейчас должно быть 4.10 утра по Гринвичу или 5.10 по стандартному британскому времени, которого он придерживался на борту, так как это было удобнее для приема передач «ВВС». Он зафиксировал и эти данные в своем судовом журнале:

Потом он стряхнул с себя апатию и полностью пришел в себя. Все это было абсолютной нелепостью: снаружи сиял ясный день, а солнце стояло высоко в небе. Очевидно, время «5.10» было неправильным. Он снова заглянул в альманах. Значения, которые он отметил, были не временем захода Луны, а моментом ее прохождения через меридиан – ее наивысшей точкой на небе. Более нелепой ошибки нельзя было себе даже представить. На самом деле сейчас было 10.00 утра. В раздражении Кроухерст взял большой черный карандаш и жирно вывел:

А под этой записью, чтобы уж быть до конца точным (вовремя вспомнив, что в июне 30 дней, а значит, сегодня 1 июля), он с новой строки нацарапал:

Как же могло случиться так, что он, Кроухерст, идеально точный вычислитель, прекрасный и блестящий измерительный инструмент, машина, которой были известны самые сокровенные тайны времени, допустил такую непростительную ошибку? Да еще к тому же в тот миг, когда он оказался в плену тикающих часов, отсчитывающих секунды до момента, когда он должен стать космическим существом? Отладив себя и свои часы, Кроухерст начал писать завещание. Данная работа представляет собой стенограмму бессодержательных, бредовых мыслей, обуревавших яхтсмена на протяжении последних 80 минут его жизни. Ее также можно назвать своего рода признанием, насколько можно судить о содержании из путаных, сбивчивых фраз. Создается впечатление, что слова, будучи перенесенными на бумагу, тут же обретали некую символическую власть над моряком: он также совершил «максимально возможную ошибку» и в настоящий момент пытался определить свое «фактическое положение».