Спали чутко, дверь изнутри стулом подпёрли. Если кто-то попытается войти, стул упадёт, сигнал подаст. Утром завтрак, по фронтовым временам роскошный – консервированная колбаса, фактически паштет, ножами мазали на галеты, запивали холодной водой из колодца. Печь топить, чтобы чайник вскипятить, это долго. А ещё дым демаскирует. Мотоцикл в сарай ещё вечером закатили. После завтрака налегке, только с оружием, да фляжка воды на ремне, к железной дороге. Андрей слева от путей, Виктор справа. Идут, под ноги смотрят. Через час хода мост. И сверху настил осмотрели и снизу по железнодорожным фермам лазали – чисто. Взрывчатки нет. И снова вперёд. Причём без разговоров, в полной тишине. Кабы не война, так окрестными видами наслаждаться можно. Горы, поросшие лесом, ущелья, горные бурные и узкие реки. Воздух, насыщенный запахами разнотравья, птицы поют. Идиллия! В этих краях от суеты отдыхать надо. Внезапно Виктор руку поднял и остановился. Это сигнал – внимание. Андрей к нему через пути перебежал, а Виктор на землю показывает. На камнях пыль и чёткий отпечаток сапога, причём немецкого. На отечественных сапогах, какие бы они ни были – кирзовые, яловые, хромовые, подошва гладкая и гвоздики с круглыми шляпками. На немецких кожаных сапогах подошва с рисунком, рифленая и шляпки гвоздиков квадратные. И след свежий, потому как три дня назад в этих местах был дождь, и след смыло бы. След шёл в сторону от железной дороги, в лес. Направились туда. И на землю смотрели и по сторонам. След то пропадал, если участок хвои попадал или опавшей прошлогодней листвы, то появлялся вновь. Человек был один, но с грузом. Размер сапог соответствует советскому сорок второму, стало быть, рост около ста семидесяти сантиметров, но след глубокий. Либо сам мужчина грузный, что для диверсанта нонсенс, либо несёт тяжёлый рюкзак. След шёл по лесу, параллельно железной дороге. Послышалось тяжёлое дыхание паровозов. Чух-чух-чух! Два паровоза, устаревшие «Овечки», как назывались паровозы серии «О», тащили состав из полутора десятков вагонов. На платформах накрытая брезентом техника, теплушки. Состав прогромыхал мимо.

Оба оперативника смотрели на прошедший поезд, уже хотели продолжить движение, как заметили, что из леса, только по другую сторону железной дороги, вышли двое мужчин. Одежда гражданская, на ногах сапоги. Во время войны население на ногах носило всё – сапоги, ботинки, даже самоделки, сделанные из кусков автомобильных покрышек. Виктор подумал было, что надо выйти и проверить документы. Вполне могли быть местные жители, сейчас сезон сбора лесных орехов. И продать можно, и самим есть. Он уже рот открыл, да сказать не успел. Из леса, со стороны, где оперативники были, вышел ещё один, с рюкзаком за спиной. Не с сидором, как в Красной армии, а рюкзаком. Это по его следу они шли и не догнали самую малость, метров сто. В вермахте использовались ранцы из телячьей кожи, а рюкзаками снабжались – егери, диверсанты. Сразу отпали сомнения, что это селяне. Для сбора орехов используют мешки, а не рюкзаки. Далековато, невозможно разглядеть, есть ли у них оружие. Априори должно быть. Винтовку никто не потащит, длинна, тяжела, плотность огня низкая. В зафронтовых рейдах автомат куда как удобнее.