Он не договорил, опрокинул стопку, уже третью.

— Ладно, стоп. Я не про себя хотел, а про тебя. Ты загадочная личность, Адриан. Я тебя сто лет знаю — и не понимаю. Ты самый сильный из всех, кого я в жизни видел, а между тем ты не отказываешься ни от любви, ни от идеи. Вот скажи… Прости, что спрашиваю, но мне это важно знать. Если жизнь заставит тебя выбирать: откажись от своей мечты, этого твоего Транссиба, или откажись от тех, кого любишь? Что ты выберешь? Думал ты об этом?

Ларцев слегка поморщился. Он не имел привычки к русским задушевным разговорам.

— Не думал и не собираюсь. Решу по ситуации.

— И решишь правильно, я знаю, — с завистью вздохнул Мишель. — Притом без рефлексий. У тебя, как у животного, инстинкт правильных решений.

Он выпил еще. Захотелось как-то расшевелить неподатливого собеседника. Разозлить.

— Слушай, но ты ведь полоумный с этой твоей писаной торбой — железными дорогами. В России нет и никогда не было нормального государства, достойных человеческих отношений, справедливости, правды, свободы, а ты решил начать со шпал и рельсов?

— Начинать можно с чего угодно, — сказал на это Ларцев. — Что умеешь, понимаешь и любишь, с того и начинай. Страна она как поле. Его можно с любой стороны засеивать, какая разница. Вот ты что любишь и умеешь?

— Статьи писать. Газету выпускать.

— Так сделай хорошую газету, в которой не будет ни одного брехливого и глупого слова. Чтоб каждого номера ждали, как праздника. Все захотят читать только твою газету, и другим газетам придется стать такими же — иначе они останутся без читателей. Журналисты перестанут врать и трусить, в стране установится правда. И с нее начнется новая жизнь. Устраивай мир по себе — и он устроится.

Недовольный своей разговорчивостью, Адриан поднялся.

— Ладно. Пойду работать. Тебе есть чем заняться?

— А как же. Допью водку и посплю еще, — бодро ответил Питовранов.

За час до конца рабочего дня, когда солнце уже спустилось к верхушкам леса и озеро накрылось тенью, Ларцева ждал второй сюрприз. С той же стороны, откуда утром появился Мишель, то есть от станции, к пристани шел Вика Воронин. Он был деловит, шагал быстро.

— С тобой-то что стряслось? — спросил Адриан, подавая вместо ладони локоть — руки были испачканы мазутом. — Сначала Мишель, теперь ты.

— Питовранов здесь? — изумился новый гость. — А ему ты зачем? У меня-то к тебе неотложное дело.

Ларцев вспомнил, что Воронин тесно связан с полицией, и отвечать на затруднительный вопрос не стал. Мишель что-нибудь сам придумает, он сообразительный.

— Какое дело?

— Завтра в полдень на Совете министров будет обсуждаться твой проект. Ты обязательно должен присутствовать. Едем прямо сейчас, успеем на семичасовой.

— Дал бы телеграмму. Зачем приезжать? — удивленно спросил Ларцев.

— Я должен предварительно объяснить тебе кое-какие тонкости, чтоб ты не исполнил танец слона в посудной лавке. Лориса-то больше нет, поддержки сверху у тебя не будет. Вообще вся политическая ситуация переменилась.

— Как нет Лориса?! — ахнул Адриан.

— Отправлен в отставку. По дороге расскажу, едем. Опоздаем на поезд — считай, «Транссибу» конец. Если ты свой проект не защитишь — никто не защитит.