– И правильно! – откликнулся густой бас. – Простой моряк… с лошадью… получше всяких аристократов будет!

– Какая удивительная трактовка!

Еще раз заржав, лошадка вписалась в поворот… и, неуклюже поддавая задом, поскакала вдоль набережной.

– Тп-р-ру! – завопил удерживающий меня в седле парень в тельняшке и резко натянул поводья. – Еще кататься будешь, нет? Будешь – доплатить надо. По спецтарифу за скорость, – добавил он, извиняющимся жестом потрепав лошадку по холке.

Я соскользнула вдоль потного конского бока и, подобрав подол пышной юбки, побежала дальше, лавируя между запрудившими вечернюю набережную прохожими. На меня оглядывались, от меня шарахались с криками:

– Эй, поосторожнее!

Я поняла, что должна остановиться – иначе вся Евпатория сможет рассказать моим преследователям «куда побежала девочка в сценическом костюме». Я перешла на шаг, огляделась по сторонам, пытаясь сообразить, куда выбежала… И поняла, что меня догнали! Наверное, рванули на своем джипе в объезд – но сейчас «качок» и «полупородный» быстрым шагом двигались мне навстречу. Я повернулась и кинулась обратно… Чтоб едва не врезаться в их смахивающих на арабских террористов приятелей, прочесывающих набережную у меня за спиной. А хуже всего, что один из них уставился прямо на меня… мрачная небритая физиономия просветлела… и он восторженно заорал:

– Костюм! Гляди, костюм! Вон она!

Конечно, в белой юбке по щиколотку, голубой блузе и черном корсаже меня трудно не заметить. Даже в подступающих сумерках.

«Полупородный» и «качок» заозирались… Меня скрывала толпа, но я понимала – еще секунда, и они меня увидят. А их дружки уже неслись ко мне на всех парах. Я заметалась, натыкаясь на прохожих. Кто-то вскрикнул, кто-то выругался, кто-то даже попытался ухватить меня за локоть… Только этого не хватало!

И я кинулась под закрепленную над аркой из вьющегося винограда вывеску «Парк живых скульптур».

Билетер на входе почему-то даже не потребовал плату. Только выскочив на отгороженный стриженными кустами пятачок, я поняла почему. Запрокидывая головы и пересмеиваясь, посетители бродили по аллеям вдоль выстроившихся в ряд постаментов. Вот памятник из темной бронзы – распахнутое пальто, устремленный вдаль взгляд, кепка в кулаке… Пробегающая мимо девчушка кинула монетку в корзиночку у постамента.

Памятник дрогнул… улыбнулся с лукавым прищуром, помахал девочке кепкой… и застыл снова, точно и впрямь неживой.

На следующем постаменте дама XVIII века в пышном розовом платье и высоченном белом парике в ответ на брошенную монетку пробежала тонкими пальцами по струнам арфы и вновь замерла, больше похожая даже не на статую, а на роскошный кремовый торт. Рыцарь в доспехах – покрытое серо-стальной краской лицо неподвижно, словно и впрямь выковано из металла, а поднятый в салюте меч не дрожит. Артемида-охотница с луком и колчаном через плечо – тело под короткой туникой обсыпано белой пудрой с нарисованными темными прожилками, если бы не живой взгляд, запросто можно принять за мрамор. Дама под вуалью…

«Под вуалью – нечестно, – мимолетно подумала я. – Она там хоть моргать может, хоть рожи корчить».