— Ты чё? — сразу вспыхнул мелкий.

— Опосля раздербаним, — громогласно обещал великан.

Гражданин Вилько с деньгами уже попрощался, и даже успел мысленно всплакнуть им вслед, и теперь надеялся на то, что бандиты уйдут, но эти страшные люди не ушли. Великан продолжал говорить громовым голосом, при этом зачем-то разминая огромные, как буханки чёрного хлеба, кулаки:

— Товарищ, мы сотрудники Московского Уголовного Розыска. Верите, или мне вам документ показать? И нам нужна ваша помощь.

— Нисколько не сомневаюсь, никаких документов мне не нужно, — верил месье Анри.

— Мы можем показать, если чё? — настаивал мелкий.

— Я верю вам товарищи, и готов помочь, по мере сил, — гражданин нэпман думал, что эти товарищи хотят ещё денег. — Если вам кажется, что я вам ещё не помог. Но мне казалось, что я уже оказал помощь родным правоохранительным органам.

— Чё? — не понял мелкий милиционер.

— У меня нет больше денег, — Вилько молитвенно сложил руки. — Клянусь мировой революцией!

— Слышь, гражданин нэпман, ты так не говори больше, — загремел великан и поднёс к носу ресторатора кулак величиной с половину его лица, — не погань своим нэпманским языком святое. Люди за революцию очень страдали.

— Вот я, например, — загнусавил мелкий, — встрял за одного революционера на Туруханской пересылке, так мне за него кандалами репу разбили, с тех пор меня передёргивает, когда я нервничаю. Хочешь поглядеть?

— Я бы с превеликим удовольствием, но товарищи, дорогие, денег у меня всё равно больше нет, — Серафим Вилько готов был заплакать.

— Да чё ты рябью то пошёл, успокойся, фляфиль ты, мыльный, мы тебе не об том? Мы с тобой за другое пришли потолковать.

— Так о чём вы, товарищи, чем я могу помочь? — почувствовал надежду месье Анри. — Я готов сотрудничать.

— Анадысь лярва одна у тебя столовалась, Ракель Самуиловна кличут, знаешь такую шкуру? — громыхал великан.

— Ну конечно, кто ж её не знает. Она часто ко мне заходит. Очень приличная дама, не чета всем остальным, как вы изволили выразиться, шкурам, видать, она из старорежимных.

— И чем же она лучше остальных шкур? — спросил огромный.

— Так всем, ну… кокаин прилюдно не жрёт, по иностранному говорит, вусмерть не упивается и потом подол пред гостями не задирает. Ни разу не сбегала, за стол не заплатив. Я о ней ничего плохого сказать не могу. В высшей степени порядочная шкура.

— А как из себя она?

— Роскошная женщина. Вся такая она… Вся из себя, и тут, — гражданин нэпман стал показывать какая товарищ Незабудка в разных места. — И тут, и везде. Волосы чёрные, глаза серые, лицом вылитая Вера Холодная и даже лучше. Чистый мармелад Абрикосова. Клубничный.

— А фамилию её знаешь?

— И фамилия у неё удивительная, Незабудка её фамилия.

— Незабудка? — уточнил великан.

— Да, Незабудка.

— Значит мурка вся из себя, тугая да натёртая? — спрашивал мелкий. — Почти что цаца, вся на фендикосах?

— Ни с кем не спутаете.

— Погоняло есть у неё? — продолжал разговор огромный человек. — Кто её сторожит? Кот есть?

— Погонял не знаю, кота нет, не видел, всегда одна ходит.

— Метины есть у неё? — спросил огромный.